Через полгода Андрея словно подменили. Однажды он вернулся домой не в духе, уселся за журнальный столик и потребовал ужин. Нормальный обеденный стол они тоже купят в новую квартиру — так он обещал… Мила тут же убежала на кухню и вернулась с тарелкой ароматно пахнущего супа. Лишь попробовав, Андрей раздражённо бросил ложку.
— Когда ты уже научишься готовить! Есть невозможно.
Это было неправдой. Мила готовила хорошо, даже очень. Её все хвалили, и она знала, что хвалили не просто так. Готовить она умела и любила. Каждый вечер она старалась приготовить любимому мужчине и первое, и второе. Постоянно придумывала что-то новое, чтобы ему не надоело есть одно и то же. И была уверена, что ему нравится…
— Но… ты никогда не говорил, что тебе невкусно, — растерянно пробормотала Мила.
— И что? Учись готовить. Бери пример с Анютки, вот кто хорошо готовит.
Анютка была постоянным участником их совместной жизни. Андрей смотрел на старшую сестру как на бесспорный пример для подражания. Анютка — иначе он её никогда не называл — всё делала идеально: готовила, одевалась, говорила, вела себя. Мила смотрела на старшую сестру своего избранника с опаской: та была на целую голову выше, крупнее. Про таких и говорят: «Коня на скаку остановит». Собственно, самой Миле совсем не нравилось, как Анна готовила. После обедов у сестры Андрея у Милы постоянно болел живот — она не привыкла есть такую жирную еду. Но если Андрею так нравилось…
На следующий день Мила отправилась к Анне за рецептами.
— Тебе не поможет, — усмехнулась Анна, выслушав просьбу Милы.
— В смысле? — растерялась та.
— В прямом. Ты хоть сто раз научись по-настоящему готовить, не поможет. Ты посмотри на себя! Думаешь, он когда-нибудь женится на такой замухрышке, как ты?
Вернулась домой Мила, как в тумане, долго обдумывая слова Анны. Стоя перед зеркалом, она долго рассматривала себя… Ему же нравились и эти веснушки, и эти кудрявые торчащие в разные стороны ярко-рыжие волосы. Он часто повторял, как ему нравится, что она такая маленькая, и он чувствует себя рядом с ней как великан. Они постоянно смеялись с этого. И с того, что он её мог поднять одной рукой… Да, она была слишком худой, это и сама Мила понимала, но это же не от неё зависело: она никогда не сидела на диетах, просто такие гены.
Вечером Мила не выдержала и спросила прямо, любит ли Андрей её.
— Опять глупости в голове? — отмахнулся он. — Мы не в детском саду, чтобы постоянно говорить о любви. Лучше бы домом занялась, бардак надоел уже.
Бардака в доме не было. Мила сама его не любила и держала дом в порядке: и полы мыла, и пыль вытирала, и посуду мыла — руками, посудомоечную машину Андрей покупать отказался, мол, дорого и неэкономично. Да и откуда беспорядку было взяться, если там, в принципе, не было ничего лишнего. Андрей просто не позволял Миле ничего приобретать. Даже кастрюлю.
— Что ты за хозяйка, если не можешь одной кастрюлей обойтись?! — раздражённо ответил он на просьбу Милы купить ещё одну.
Они прожили ровно год вместе, когда у Милы в голове произошёл перелом. Она и сама не могла сказать, из-за чего в тот вечер Андрей возмущался: был ли это неудачный ужин или плохо выглаженная рубашка, но тогда Мила первый раз не стала терпеть. Она высказала ему, всё что думает — и о его ворчании, и об ужинах, и о рубашках. Высказала громко, впервые переходя на крик.
— Нам надо расстаться, — подытожила она свои слова.
Не отрываясь от газеты, которую читал во время её тирады, Андрей хмыкнул:
— И? Думаешь, будет лучше? Кому ты нужна вообще?! Да тебя, кроме меня, никто терпеть не будет. Успокойся, иди, умойся и убери посуду — на кухне бардак.
Мила ушла в ванную и долго плакала. Конечно, у неё, кроме Андрея, никогда никого не было… Нет, ей нравились мальчишки, за ней постоянно кто-то ухаживал, и даже несколько раз она ходила на свидания, но… А что, если она действительно никому не нужна? Глупая мысль крепко впилась в мозг, и ничто не могло прогнать её оттуда. Даже логичные доводы о том, что какого же чёрта он, такой успешный адвокат, терпит её, замухрышку, в своей жизни, если она ничего не стоит.
Ещё полгода спустя она забеременела. Это не входило в её планы. Так получилось. Сначала Мила напугалась. Напугалась того, что скажет Андрей: он очень не любил, когда что-то шло не по плану. Но потом страх отступил — ведь он говорил, что хочет детей. А ему уже тридцать два, почему бы не сейчас?!
— Хорошо, — сухо сказал он на её новость, не отрываясь от монитора ноутбука. — У врача была?
— Была. Он сказал, что всё хорошо. Срок маленький, но все показатели в норме.
— Отлично, — на этот раз он закрыл ноутбук. — Надо будет подумать, куда ставить детскую кроватку. И не планируй ничего на выходные, у Анютки ремонт, она просила помочь.
— Но… Мне не стоит сейчас — краски и всё такое. Это плохо для ребёнка.
— Не волнуйся, тебя не заставят красить…
В утро субботы Андрей поднял Милу очень рано и попросил сделать завтрак, что она тут же поторопилась выполнить. Токсикоз уже давал о себе знать, и, борясь с приступами тошноты, Мила приготовила кофе и бутерброды, обдумывая, куда дела старые джинсы, которые можно было надеть, не боясь испортить.
— Когда ты уже научишься делать кофе? — раздражённо выругался Андрей, отодвигая от себя кружку с таким отвращением, как будто в ней был не кофе, а чистый яд.
— Да иди ты к чёрту! — неожиданно для себя самой Мила схватила кружку и швырнула её о стену. Кружка странным образом не разбилась, а отскочила от стены и угодила прямиком Миле по ноге.
Андрей спокойно наблюдал за этой картиной, словно видел это каждый день и ничего особенного не произошло, потом лишь вдохнул:
— Вытри тут всё и одевайся, нас ждут уже.
Мила и сама не понимала, что с ней творится: за ней никогда не наблюдалось таких приступов агрессии. Вообще у неё был очень спокойный характер. Спокойный и сговорчивый. С ней всегда можно было договориться. Так что этого приступа она сама не могла объяснить. Ей было ужасно стыдно, и она была очень благодарна Андрею, что он так спокойно отреагировал…
Красить стены её, и правда, не заставили. Их вообще никто не красил — клеили обои. На стремянку Милу не пустили: в доме было достаточно высоких людей, так что «куда ты лезешь, коротышка» очень быстро угомонило её пыл. К тому же разболелась нога — от удара кружки появился огромный синяк, но признаться в этом Андрею Мила побоялась.
Усевшись на диван, она откинулась на спинку и закрыла глаза.
— Чего расселась? — голос Анны прозвучал так внезапно, что Мила напуганно дёрнулась.
— Устала, — призналась она.
— День только начался, а ты уже устала? — усмехнулась Анна и, обращаясь к брату, добавила: — Андрюш, образумь свою нахлебницу.
От такого определения Мила поёжилась: конечно, она жила в его квартире, но сама зарабатывала деньги, никогда не просила их у Андрея. Она даже не ожидала, что он заступится за неё. Всё, что делала Анна, было правильно. Всё. И это не обсуждалось.
— Что ты тут расселась? — прошипел Андрей едва слышно. — Все работают, а ты тут…
— Мне нехорошо, — призналась Мила.
— Не умрёшь. Беременность не болезнь, от неё не умирают, — сообщил сухо Андрей, вручая Миле в руки ведро. — Принеси воды…
Вечером пришлось вызывать скорую. Ребёнка она потеряла… В тот момент ей хотелось умереть: было безумно больно — физически и, ещё больше, на душе. Но Андрей всё время был рядом, держал её за руку, гладил по ладони и успокаивал.