— Ни шагу за стены, ты понял? — наставительно произнёс дворецкий. — В следующий выходной буду ждать тебя у ворот. Если решишь остаться, выйдешь и скажешь.
Эрик на миг задумался.
— Можешь не ждать. Разве что через месяц, раньше я домой не соберусь.
— Как скажешь, — Ниггед развернулся в сторону забора.
— Ниггед! — окликнул шёпотом юноша. — После того, как вчера проводил меня до башни, куда ты отправился?
— На рынок. За хлебушком, — оскалился Ниггед и бесшумно скрылся в ночи.
«Он точно знал, что на меня могут напасть. Вот только как он это узнал?» — размышлял Эрик, закрывая за собой окно.
[1] «Зачем пришёл, Ниггед?».
[2] «Я хотел поговорить, удели пару минут».
[3] «Слушаю».
[4] «Помнишь, я просил не трогать мальчика?».
[5] «Вчера на мальчика напали тринадцать гоблинов». Язык гоблинов не содержит местоимений, кроме «я», у гоблинов принято уточнять по именам или статусам, как в данном случае, местоимение «него», Ниггед заменяет словом «мальчика» (rupity).
[6] «У меня (дословно — «мой») хорошая память, таких распоряжений я не давал».
[7] «За мальчиком долго следили. Я полагаю, разрешение на это, гоблины получили у тебя, Торбат».
[8] «Откуда синяк?».
[9] «Соно» — одна из гоблинских банд Новых Ветров.
[10] «Парни нападали на мальчишку?».
[11] «Такого не было».
[12] Освободители Вейи, родной земли гоблинов, в настоящее время заполненной враждебными племенами диких кентавров.
Глава 6. Испытания сердца и духа
Иногда Эрику казалось, что безумие накрывает разум горячей рукой. Мысли путались, добиться сосредоточения на чём-то одном становилось невозможно. Но бывало и наоборот, просыпаясь, он никак не мог перестать думать о чём-то, кроме того, что уже крутилось в голове. И так весь день.
Бесконечное наблюдение за собственными мыслями выматывало, вытягивало душу. Голос внутри всё время пытался о чём-то говорить. Доходило до того, что Эрик заговаривал вслух с самим собой во время лекций.
Борьба со сном была ещё одним фронтом. Спать хотелось везде и всегда. На лекциях засыпала половина группы, но Эрик, удивляясь собственной стойкости, вновь и вновь разлеплял тяжёлые веки, заставляя себя слушать. В таком состоянии он иногда не мог понять, в каком лектории находится в данный момент, и кто сидит рядом, и сидит ли кто-нибудь вообще. А рядом всегда сидел Фил. Бесконечные практики и самоограничения сломили даже устойчивую к умственным нагрузкам психику эльфа. Фил по несколько ночей подряд не мог заснуть. Он не жаловался на недостаток сна, но его выдавали запавшие, покрасневшие глаза. И подобное состояние преследовало всех слушателей. Башню заполнили юные зомби.
Маготы всего этого будто не замечали, они лишь увеличивали продолжительность практик и заданий для свободного времени. Лишь однажды Иллут обмолвился о том, что все навыки мага: широта мысли, красочное воображение, глубина памяти, мощь воли — должны работать сами по себе, без какого-либо внутреннего усиля. Для этого нужно сломать барьеры сознания, сдерживающие потенциал мысли. Единственная возможность этого добиться — изнурительный труд.
Эти слова Эрик вспоминал каждое утро, потом забывал на весь день, погружаясь в работу, и вновь вспоминал перед сном.
Выходные вечера… Бывало, Эрик вспоминал о них, когда они оставались позади…
За долгую северную зиму он вырывался из башни считаные разы, но неизменно делал это в одиночестве, отвергая предложения Фила, Ловиса и даже Лании. О том, чтобы развеется, прогуливаясь по городу, не могло быть и речи. Ниггед запретил любые вылазки, вероятность нападения гоблинов сохранялась несколько месяцев.
Однажды, ближе к весне, Ниггед, как всегда, ждал Эрика у ворот, чтобы проводить до дома. В тот день дворецкий сказал, что освободители Вейи покинули город месяц назад, но нападение по-прежнему не стоит списывать со счетов, возможно, из города вышел лишь основной отряд, а какая-то часть осталась доделывать незаконченные дела. В список этих дел мог входить и Эрик. Всё это было лишь предположением, но для перестраховки дворецкий попросил ещё четыре-шесть недель не выходить на улицу в одиночестве, то есть ни с кем другим, кроме самого Ниггеда.
Просьбу Эрик принял легко — затворничество перестало угнетать ещё в середине зимы, когда на плечи слушателей свалилась лавина заданий, начиная от докладов по общемагии, переводов целых книг с мёртвого языка на общекоролевский, и заканчивая донельзя продолжительными практиками, проходившими теперь не только в лекториях, но и в тренировочных подвалах башни.