Хыдыр закурил и не сводил с Эмине глаз и, когда она морщилась от боли, тоже морщился.
— Дети у вас есть? — спросила старуха.
— Нет, — ответил Халиль.
Старуха снова прищурилась и неодобрительно покачала головой.
— А жена у тебя хорошая. Но ты посмотри, что ты с ней сделал, на руку ее посмотри! Жену, сынок, не бьют, жену любят. Бей лучше ишака. А эту малявку и ребенок побьет. Ты с другими попробуй потягаться, тогда я скажу, что ты мужчина. Глянь на нее, не девушка, а розочка. Какого же черта тебе еще надо? Неужто думаешь, что лучше найдешь?
— Поторапливайся, мать, нам пора. Дорога неблизкая, — перебил ее Халиль.
— Сынок, у девушки рука вспухла, это не шутки, — и, повернувшись к Эмине, старуха тихонько спросила: — Может, он у тебя с придурью?
Эмине улыбнулась.
— Медведь медведем, — продолжала старуха, — но человек он вроде бы неплохой. А был бы плохой, ты не жила бы с ним, правда? И надо же было, чтобы такому медведю аллах послал такую хорошую девушку. Попадись он мне, я бы… — Старуха наклонилась к Эмине и что-то шепнула ей на ухо.
Эмине смущенно улыбнулась.
— Не стыдись, дочка! Ты не ребенок, — сказала старуха, повернулась к Халилю, покачала укоризненно головой и легонько ударила его палкой. — Ах ты, черт этакий!
Перед уходом Халиль дал старухе одну лиру, и оба — Халиль и Эмине — поцеловали знахарке руку.
— Ну, счастливого вам пути! Эй ты, медведь, смотри не трогай мою дочку! А тронешь — пусть у тебя руки отсохнут! Не больно-то легко в наш век найти такую жену.
Увидев, что Халиль с Эмине выходят из дома, полоумный Хыдыр расплакался, как малое дитя, и забился в истерике.
— Она уезжает, мама, она уезжает!
Халиль и Эмине остановились.
— Не обращайте внимания! — сказала старуха. — Вот уж горе мое!
Они вышли. Вслед им неслись вопли Хыдыра…
Когда они выехали из Чалганлы, Халиль погрузился в раздумье, он уже не подгонял лошадей. Таким он очень нравился Эмине. Она прижалась щекой к его спине и позвала:
— Халиль!..
Халиль молчал.
— Если бы я и в самом деле была твоей женой, как говорила эта старуха! Пусть бы ты каждый день меня бил, кости бы мне ломал, только бы было так, как она говорила! Я там едва не расплакалась, так мне ее слова по сердцу пришлись. А тебе, Халиль, не хотелось бы, чтобы так было? Ох, и зачем я тебя об этом спрашиваю? Кто меня такую в жены возьмет!
Эмине еще крепче прижалась щекой к спине Халиля. На глаза ее навернулись слезы, их влажный блеск оживил лицо.
— Я ведь готова собакой твоей быть, Халиль, под дверью бы твоей спала. Родители — одно, а ты — совсем другое. Если бы мне пришлось выбирать — весь мир или ты один, — я выбрала бы тебя, Халиль. И как собака, побежала бы за тобой… Позови меня только, я и мать, и отца брошу, пойду за тобой хоть на край света. На тебя я не обижаюсь, Халиль, на судьбу свою обижаюсь. Ты мужчина, я женщина. Что бы ты ни сказал — ты прав. Умирать буду, нищей стану — все равно ни на кого, кроме тебя, не посмотрю. Ты единственная моя надежда, Халиль, единственная опора. Я не прошу, чтобы ты на мне женился, потому что знаю — это невозможно, об одном лишь прошу: не отворачивайся от меня, улыбнись мне иногда — мне и этого будет достаточно.
Эмине заглянула Халилю в глаза.
— И ты ведь тоже мучаешься.
Халиль вздохнул, глядя прямо перед собой.
— Халиль, родной мой, тебе-то чего мучиться? Халиль ничего не ответил и закурил.
— Правда ты меня любишь? Ведь любишь же, — продолжала Эмине. — Если б не ты, я бы себя жизни лишила. Клянусь! Я ведь уже хотела наложить на себя руки, но подумала: а что станет с Халилем?
Она закрыла глаза и, немного помолчав, сказала:
— Помнишь, что говорила старуха? Не бей эту девушку. А что бы она сказала, если бы знала, какое горе терзает мне душу?
Проселочная дорога узкой лентой тянулась среди бескрайних хлопковых полей.
— Скажи хоть слово, Халиль. Ты сердишься на меня? Халиль не ответил.
— Так и будешь молчать? Так ничего и не скажешь?
— Что мне тебе сказать? — заговорил наконец Халиль. — Сгубили нашу жизнь, сгубили…
— Погляди мне в глаза!
Халиль обернулся:
— Говори!
Эмине поцеловала Халиля.
Вечернее солнце потеряло свою силу. Мир был залит мягким ласковым светом. Птицы, багряные листья, простирающаяся вдаль дорога, Эмине и Халиль…
— Халиль!
— Что?
— Знаешь, я тебя очень люблю!
— Знаю.
— А ты?
— Не люблю я тебя, Эмине.
— Любишь, любишь! Недавно ты на меня так посмотрел, так посмотрел, что ничего большего мне и не нужно. Сколько угодно тверди, что не любишь, ни за что не поверю.