Мухи вдруг будто проснувшись, зажужжали, их жужжание невыносимо… без Эмине!
Прошло, должно быть, немало времени, может быть, целый день. Халиль лежал не шевелясь, не в силах собраться с мыслями, не выходя из оцепенения. Придет весна, расцветут розы, нарциссы, но в их аромате Халилю не будет хватать Эмине… Халиль нарвет цветов и отнесет к ней на могилу…
Вдруг послышался какой-то шум, голоса. Запел петух. Это, конечно, белый петух. Открывается дверь. Входит Дервиш. Начинает искать свою куртку и находит ее на полу. Качая головой, поднимает ее и снова принимается латать. Затем смотрит на Халиля. Халиль лежит грустный, с открытыми глазами.
— Ты спать еще будешь, племянник?
Халиль не ответил.
— Халиль, наш Араб Сейфи вернулся.
— А Эмине?
— Какая Эмине, племянник?
— Ну Эмине, моя Эмине.
Дервиш с удивлением уставился на Халиля.
— А что с ней?
— Она повесилась.
Дервиш вскочил с места.
— Да ты что!
Шумно распахнулась дверь, и в хлев ввалился радостный Сулейман.
— Да вставай же ты наконец, племянник! Наш Сейфи заявился, Араб Сейфи. Он ждет тебя в кофейне Сабри. Хватит дрыхнуть, вставай! Видел бы ты, какого он петуха принес!
Пораженный их бессердечностью, Халиль молчал.
— Не заболел ли ты, племянник? Ты чего такой бледный?
Дервиш сокрушенно посмотрел на Сулеймана. Халиль продолжал лежать, уставившись в одну точку. Потом веки его дрогнули, он закусил губу и снова погрузился в раздумья.
— Что с тобой творится, племянник? — спросил Сулейман.
Халиль молча слез с постели, надел сапоги и так же молча вышел. Вскоре послышался шум колодезного насоса.
— Что это с ним? — недоумевал Сулейман.
— Эмине, говорит, повесилась.
— Что?
— Эмине…
— Чертовщина какая-то. Я же только что ее видел, вот сейчас, когда сюда шел.
Дервиш растерянно посмотрел на Сулеймана.
Сейфи окружили крестьяне. В руках он держал неказистого петуха с голой, без единого перышка, шеей. Птица походила больше на грифа, чем на петуха. Люди смотрели и только диву давались.
— Пять лет, ровно пять лет прошло с того дня, братцы мои, как ушел я из деревни. За пять лет всю страну обошел вдоль и поперек. И в Антепе был, и в Мараше, и в Урфе. Переходил с места на место, с работы на работу. Частенько голодал, даже нищенствовал, но в конце концов нашел то, что искал. — Сейфи посмотрел на петуха и поцеловал его в голую шею. — Так вот, друзья, жизнь моя зависит от этого петуха. Честь и достоинство мои от него зависят. Одолеет он петуха Дурмуш-аги — я о своих горестях и не вспомню. А хозяйского петуха на глазах у всего народа зарежу и по кусочку всей деревне раздам. Такой я дал себе зарок, потому что из-за этого проклятого петуха Дурмуш-ага меня избил и мне уйти пришлось… — Тут Сейфи заметил в дверях Халиля, прервал рассказ и кинулся ему навстречу. — Халиль, брат мой, орел мой! — Он сунул петуха себе под мышку и одной рукой принялся обнимать старого друга.
Халиль выглядел усталым и потерянным.
— Помер, значит, дядя Али Осман, да, Халиль? — грустно спросил Сейфи.
Халиль кивнул.
— И Хыдыр помер?
Халиль снова кивнул.
— А Камбер уехал?
— Уехал.
— А что ему, Халиль, оставалось делать? Скажи, что? Батраки, Халиль, настоящие рабы. Они даже не крестьяне, они — ничто. Я спасся, и да спасет аллах всех нас! За эти пять лет, Халиль, я много разных работ перепробовал. Если все рассказать — удивишься, а то и не поверишь. Чего только не бывает на белом свете, Халиль! Одним аллах дал землю, другим — беды, богатому — густо, убогому — пусто. Богатые смеются, а бедные плачут. Что же оставалось Камберу делать? Ну да ладно! Ты лучше скажи, что у тебя хорошего. Здоров?
— Здоров.
— А выглядишь ты, Халиль, плохо. Что с тобой? Почему ты такой бледный?
— Не обращай внимания!
Говорил Сейфи живо, бодро, во всем его облике, во взгляде чувствовалась уверенность.
— А у тебя как дела? — спросил Халиль.
— У меня, брат, дела лучше всех, — ответил Сейфи, положив руку Халилю на плечо. — Здоровье, можно сказать, железное. Ну, ладно, посидели, поговорили, и хватит. Теперь, Халиль, слушай, что я сейчас сделаю. Пойду к Дурмуш-аге. Я ему покажу, как из-за какого-то петуха избивать человека! Пока во мне теплится душа, мне, брат, не забыть тех пощечин. Горечь та дошла до самого сердца. Жаль, я его самого избить не могу. Я и замахнуться на него не посмею. Не то угробят меня, со свету сживут. Это уж я точно знаю. И ни у кого защиты не найдешь. Потому что, Халиль, нет у нас заступника, а раз нет заступника, нас и слушать никто не станет. Попробуй пожалуйся — сам виноватым и останешься. Но если мой Кельоглан[37] одолеет его красавца петуха, считай, что это я хозяина избил. Лишь тогда я успокоюсь. Об этом я мечтал с того дня, как ушел отсюда. Спать с этими мечтами ложился и с ними же вставал. Голодал я, сильно голодал, но по курушу копил деньги и в конце концов купил вот этого петуха. Потому что и мы люди, и у нас есть сердце, верно, Халиль? А им, видишь ли, на нас наплевать. Затем, брат, я и пришел сюда, чтобы доказать им, что и у нас есть сердце. Ты понимаешь меня, Халиль, понимаешь, брат?
37
Кельоглан — букв. плешивый. Прозвище излюбленного героя турецких сказок, порой плутоватого, порой наивного, но благородного, во всем удачливого парня.