– Вот славное дело для мальчика! – сказала девушка, – но все же не достиг ты силы повелителя колесницы.
– Воистину, о, девушка, – сказал Кухулин, – хорошо воспитал меня мой господин Конхобар. Не как скупец, грабящий свое потомство, не между печью и квашней, между стеной и очагом, не у кладовой воспитал меня он. Среди воинов и колесничных бойцов, среди друидов, кравчих и музыкантов, филидов и мудрецов, знатных людей и владельцев земель Улада вырос я, так что стал сведущ в их мудрости и искусстве.
– Кто ж обучил тебя всему тому, чем ты похваляешься? – спросила Эмер.
– Не трудно ответить, – сказал ей Кухулин, – прекрасноречивый Сенха{44} воспитал меня так, что сделался я сильным и осторожным, проворным и ловким. Я разумен в речах, я ничего не забываю. Мудростью не уступлю я мудрецам моего народа. Я направляю речи и наставляю в суждениях всех уладов, ибо укрепился мой ум, благодаря обучению Сенхи. Взял меня к себе Блан, владелец земель, ибо близко был его народ{45}, дабы получил я причитающееся мне. И призываю людей королевства Конхобара к их королю. Целую неделю говорю я с ними, и каждому воздаю по его искусству и богатству. Я решаю дела чести, я определяю выкуп.
Фергус воспитал меня так, что своею геройскою силой сильнейших могу сокрушить я. Горд я силой своей и доблестью, и могу охранять рубежи своего края от чужеземцев. Всех, кто слаб, я опора, сокрушитель всех сильных. По справедливости воздаю я обиженному, и унижаю заносчивых, ибо так воспитал меня Фергус.
У колен филида Амаргина{46} сидел я и потому сумею прославить короля на любом празднестве да состязаться с любым в силе, храбрости, мудрости, ловкости, находчивости, могуществе и справедливости. Могу я поспорить с любым колесничным бойцом. Никому не воздаю я благодарности, кроме самого Конхобара.
Финдкоем вскормила меня, а Конал Кернах воитель возлюбленным братом моим был молочным. Катбад прекрасноликий обучал меня ради матери моей, Дехтире, так что стал я искусен в друидическом знании и сведущ в тайной мудрости. Все улады растили меня – возницы и колесничные бойцы, короли и первейшие певцы, и стал я любимцем собраний и воинств, и равно стою за честь каждого. Воистину я свободен, и мое право на это дано мне Лугом от Эхтре Быстрой Дехтире до Сид Бруга{47}.
– А ты, о, девушка, – сказал Кухулин, – как воспитывалась в Садах Луга?
– Воспитали меня, – ответила Эмер, – в обычаях фениев{48}, в законном поведении, в чистоте, в королевском достоинстве и благонравии, так что славлюсь я честью и нравами среди стай коровосхожих женщин Ирландии.
– Воистину достославны эти обычаи, о, девушка, – сказал Кухулин, – и раз так, то почему бы не соединиться нам? До сего дня не встречал я женщины, которой были бы по силам беседа и встреча со мной.
– Хочу спросить у тебя, – сказала Эмер, – была ли у тебя супруга?
– Воистину, нет, – ответил Кухулин.
– Не подобает мне выбирать мужа, – сказала девушка, – прежде чем не выйдет замуж моя старшая сестра, Фиал, дочь Форгала, что видишь ты подле меня. Велико ее искусство во всякой ручной работе.
– Не ее полюбил я, о девушка, – сказал Кухулин, – да и невозможно это, ибо до меня знала она уже мужчину. Слышал я, что она та самая девушка, которая была с Кайрпре Ниафером.
Так говорили они, и вдруг взглянул Кухулин на грудь девушки, что виднелась в вырезе ее рубахи. И тогда сказал он:
– Прекрасна эта равнина, равнина вне ярма!{49}
А девушка ответила Кухулину такими словами:
– Не войти на эту равнину тому, кто не поразит сто воинов у каждого брода от Ат Скене Менд на Олбине до Банкуинг Бреа Фейдельма.
– Прекрасна эта равнина, равнина вне ярма! – снова сказал Кухулин.
– Не войти на нее тому, – отвечала девушка, – кто не сумеет совершить подвига и поразить трижды девять мужей с одного удара, да так, чтобы оставить в живых по одному из каждой девятки.
– Прекрасна эта равнина, равнина вне ярма! – сказал Кухулин.
– Не войти на нее тому, кто не бьется на поединке с Бенн Суаном, сыном Роскмилка от Самайна до Имболка, от Имболка до Бельтана и от Бельтана снова до зимы{50}.
– Как ты сказала, так и сделаю, – молвил Кухулин.
– Тогда я согласна на твое предложение, принимаю его и исполню, – сказала Эмер. – Скажи мне еще, из какого ты рода?
– Я племянник мужа, что уходит к камням Росс Бодб{51}, -ответил Кухулин.
– Как же тебя зовут? – спросила Эмер.
– Я герой чумы, поражающей псов, – ответил Кухулин.
47
…от Эхтре Быстрой Дехтире до Сид Бруга. – Т. е. на территории между этими двумя пунктами. Какая традиция стоит за этой фразой, осталось для нас непонятным.
49
…равнина вне ярма. – Вариант перевода этого места, предложенный Л. А. Смирновым («равнина для благородной игры»), далек от текста. В тексте mag alchuing. Это слово буквально обозначает нередко богато украшенный крюк на стене, на который вешалось оружие. Комментатор пытается объяснить туманность выражения, исходя из значения слова cuing – «ярмо», однако не доводит своего объяснения до конца. Вполне возможно, что здесь мы имеем действительно ar(al) – cuing, т. е. что Кухулин, говоря о груди девушки в прорези рубахи, говорил о равнине под ярмом.
50
…от Бельтана снова до зимы. – Здесь перечислены важнейшие ирландские языческие праздники, отмечавшие начало сезонов: Самайн открывал зиму и был потом приурочен ко дню Всех Святых, 1 ноября; Имболк праздновался как начало весны и соотносился потом со Сретением; начало лета отмечал Бельтан, праздновавшийся 1 мая.
51
Росс Бодб – Лес Бодб. Комментатор, основываясь на традиции, отождествляет его с лесом Морриган в Крих Росс.