— О Фер Диад, — сказал Кухулин, — вот отчего не пристало тебе выходить на бой-поединок со мною, ведь когда жили мы у Скатах, Уатах и Айфе, вместе стремились мы в каждую схватку, на поле сражения, в бой, поединок, в лес или чистое поле, в чащу или глушь.
Так говорил он дальше:
— Сегодня до ночи тебе выбирать, — ответил Кухулин, — ибо прежде меня явился ты к броду.
— Помнишь ли ты искусные боевые приемы, в которых мы упражнялись у Скатах, Уатах и Анфе? — спросил Фер Диад.
— Воистину, помню, — ответил Кухулин.
— Коли так, начнем, — молвил Фер Диад.
Порешили они начать с искуснейших боевых Приемов. Каждый взял в руки изукрашенный щит, восемь охарклес, восемь копий, восемь мечей с костянок рукоятью, да восемь боевых дротиков. Полетели они в обе стороны, словно пчелы в ясный день, и что ни бросок, то прямо в цель. С самого рассвета до полудня обменивались они ударами и немало притупили оружия о шишки и борта щитов. Все ж, сколько ни билисъ они, никому не удавалось окровавить иль ранить другого, ибо столь же умело отбивали они удары, сколь и наносили их.
— Отложим это оружие, о Кухулин, — сказал Фер Диад — ибо не разрешит оно нашего спора.
— И вправду отложим, если пришло время, — ответил Кухулин.
Тут, кончив биться, передали они оружие в руки воэниц.
— Каким ж о оружием сразимся теперь мы? — спросил Фер Диад.
— Сегодня до ночи тебе выбирать, — ответил Кухулин, — ибо прежде меня явился ты к броду, — ответил Кухулин.
— Возьмемся тогда за наши блестящие, гладкие, крепкие, острые копья с веревками из прочного льна, — молвил Фер Диад.
— Пусть будет так, — отвечал Кухулин.
Вооружились они боевыми равнопрочными щитами и взялись за блестящие, гладкие, крепкие острые копья с веревками из прочного льна. Принялись Фер Диад и Кухулин метать их друг в друга и не кончали боя с полудня до самого вечера. Как ни искусно они защищались, неотвратимы их были удары, и каждый в той битве истекал кровью и ранил другого.
— Оставим это, о Кухулин, — сказал, наконец, Фер Диад.
— Оставим, раз пришло время, — ответил Кухулин.
Кончили они биться и передали оружие в руки возниц. Тогда подошли они друг к другу и, обнявшись за шею, трижды расцеловались. Ту ночь лошади их провели в одном загоне, а возницы — у одного костра, и каждый из них приготовил для своего господина постель из свежего тростника с изголовьем. Вскоре пришли к броду лекари и знахари, чтобы залечить и исцелить их раны. На раны, порезы, язвы и бессчетные следя ударов положили они целебные травы, растения и магические зелия. И половину всех трав, целебных растений и магических зелий, что наложили на его раны, порезы, язвы и следы бессчетных ударов, отсылал Кухулин Фер Диаду на запад от брода, дабы, случись Фер Диаду погибнуть, не говорили ирландцы, что Кухулина лучше лечили.
И от каждого пупка ни я, от каждого доброго, крепкого, веселящего напитка, что несли Фер Диаду ирландцы, равную долю слал он на север от брода Кухулину, ибо меньше людей доставляли тому пропитание. Все до одного подносили ирландцы еду Фер Диаду, лишь бы избавил он их от Кухулина, а к нему лишь раз в день, то есть каждую ночь, приходили люди из Бреги.
Так провели они ночь, а с рассветом поднялись и направились к броду сражений.
— Какое оружие испытаем сегодня, о Фер Диад? — спросил Кухулин.
— До ночи тебе выбирать, — ответил Фер Диад, — ибо я выбирал накануне.
— Тогда испытаем тяжелые длинные копья, — сказал Кухулин, — быть может удары копья быстрее разрешат наш спор, чем вчерашнее метание. И пусть приведут лошадей, до запрягут в колесницы, ибо не пешими будем сегодня сражаться.
— Пусть будет так, — отвечал Фер Диад.
В тот день они взяли широкие крепкие щиты и тяжелые длинные копья. С самого рассвета до заката каждый пытался пронзить, ударить, опрокинуть и сбросить другого. Если бы птицам случалось летать сквозь людские тела, в тот день могли бы они пролететь сквозь тела героев и из бессчетных порезов и ран ввысь в облака уносили б пни куски их спекшейся плоти и крики. Когда же настал вечер, истомились лошади героев, устали возницы и сами бойцы.
— Оставим его, о Фер Диад, — сказал Кухулин, — лошади паши истомились, возницы устали, а уж если устали они, как могли б не устать и мы сами.
— Что же, оставим, раз пришло время, — ответил Фер Диад.
Кончили они биться и передали оружие в руки возниц. Тогда подошли друг к другу воины и, обнявшись за шею, трижды расцеловались. Ту ночь лошади их пропели в одном загоне, а возницы у одного костра, приготовив для раненых воинов постели из свежего тростника с изголовиями. Ночью пришли к ним лекари и знахари, чтобы осмотреть и позаботиться о воинах, и оставались с ними до рассвета. Столь ужасны были раны, порезы, язвы и бессчетные следы ударов на телах героев, что ничего не могли они поделать, и лишь произнесли заклятья и заговоры да наложили на тела воинов магические зелья, чтобы унять и успокоить их кровь и не дать разойтись повязкам. И от каждого зелья, что прикладывали к порезам н ранам Кухулина. половину отсылал он через брод на запад Фер Диаду. От каждого из кушаний, от каждого крепкого, доброго, веселящего напитка, что несли Фер Диаду ирландцы, равную долю слал он на север от брода Кухулину. Все до одного подносили ирландцы еду Фер Диаду, лишь бы избавил он их от Кухулина, а к нему лишь раз в день, то есть каждую ночь, приходили люди из Бреги. Так провели они ночь, а ранним утром, поднявшись, направились к броду сражений. И заметил Кухулин хворь да истому на лице Фер Диада. — Воистину плох ты сегодня, о Фер Диад, — сказал он, — потемнели твои волосы, затуманились глаза и нет уже прежней повадки, обличья и вида. — Вот уж не от страха или боязни такой я сегодня, — ответил Фер Диад, — ибо не сыскать во всей Ирландии воина, который меня одолел бы. Заговорил тут Кухулин, жалея и оплакивая Фер Диада, а тот отвечал ему: