— Знаешь ли ты их? — спросил Айлиль Фергуса.
— Воистину знаю, — отвечал тот, — это свирепые львы, победители в битве, тридцать сотен из Маг Муиртемне. И потому они скорбны, грустны и печальны, что нет с ними их властелина Кухулнна, победоносного, торжествующего, усмирителя с алым мечом.
— Есть отчего им скорбеть и грустить, и печалиться, — молвила Медб, — ибо не придумать беды, что они бы от нас не познали. Мы грабили и разоряли их земли с понедельника перед Саманном до прихода весны. Мы угоняли их женщин, детей и юношей, похищали стада, лошадей и скотину. Холмы за спиною у них мы сравняли друг с другом, дабы ни один не возвышался над другим.
— Не пристало тебе насмехаться над ними, о Медб, — сказал тут Фергус, — ведь за бедствия все отомстил властелин того славного войска, так что отсюда до самых восточных краев не сыскать и гробницы, могилы, холма или камня, что не были б камнем, гробницей, холмом и могилой героя да славного мужа, сраженного храбрым вождем того войска. Счастье тому, за кого они будут сражаться. Горе тому, кто сразился бы с ними. В завтрашней битве, вождя своего защищая, будут они половиной всей силы, что выступит против ирландцев.
— С запада от поля битвы слышались громкие крики, — сказал Мак Рот.
— Что это были за крики? — спросил Айлиль Фергуса.
— Воистину знаю, — сказал тот, — что слышал он крики, рвущегося в битву Кухулина, распростертого на ложе в Ферт Скиах, стянутого деревянными обручами, ремнями и путами. Сражаться его не пускают улады, ибо после ударов и ран, нанесенных ему Фер Диадом не устоять ему в битве и схватке.
Воистину, так оно и было. То кричал Кухулин, распростертый на ложе в Ферт Скиах, стянутый деревянными обручами, ремнями и путами.
Меж тем вышли из стана ирландцев две женщины филида, Фетан и Коллах и принялись горевать да оплакивать Кухулина, говоря, что разбиты улады, пал Конхобар, и что с ними сражаясь, нашел свою гибель Фергус.
В ту самую ночь появилась Морриган, дочь Эрнмаса и стала сеять вражду да раздор между двумя лагерями. Так говорила она.
И сказал тогда Кухулин Лаэгу, сыну Риангабара:
— Горе тебе, о Лаэг, если ныне мне все не расскажешь о том, что случится в сражении.
— Что бы я ни узнал, — отвечал ему Лаэг, — расскажу об всем, малыш Ку! Взгляни, видишь ли ты маленькую стаю, летящую к полю па лагеря с запада, и юношей, что желают поймать и схватить их? А еще взгляни на юношей, что гонятся за ними из лагеря на востоке.
— И вправду так, — ответил Кухулин. — Это предвестье большого сражения, великой вражды. Через поле летит птичья стая, и сойдутся на нем юные воины.
Так и случилось. Полетели птицы над полем, и сошлись на нем юноши.
— Кто начал сражение, о друг мой Лаэг? — спросил тут Кухулин.
— Юные улады, — ответил Лаэг.
— Как они бьются?
— Храбро, о Кукук! — сказал Лаэг, — те, что явились на поле с востока, пробивают дорогу на запад, а те, что пришли с запада, прорубают проход на восток.
— Горе мне, — молвил Кухулин, — что не достанет мне сил отправиться пешим на поле, ибо, случись я там, и мой проход виднелся бы ясно средь прочих.
— Довольно, о Кукук! — сказал тогда Лаэг, — нет в том упрека твоей честп, позора доблести. Ты славно сражался доныне, да так же будешь и впредь!
— Что ж, друг мой Лаэг, — сказал Кухулин, — поднимай уладов на битву, ибо пришло
же время.
Отправился тогда Лаэг созывать уладов и молвил:
Разом поднялись улады по приказу своего короля, по слову своего властелина в ответ на призыв Лаэга, сына Риангабара. И были они обнаженными, оставив в руках лишь оружие. Каждый, чей выход из шатра обращен был к востоку, пошел прямо сквозь шатер на запад, не желая мешкать, обходя его.
— Как движутся в битву улады, о Лаэг? — спросил Кухулин.
— Отважно, о Кукук, — ответил возница, — они без одежды и каждый, чей выход из шатра обращен был к востоку, шел сквозь шатер на запад, не желая мешкать, обходя его.
— Слово мое порукой, — сказал Кухулин, — что уж если улады сошлись поутру к Конхобару, не запоздает ответ на тревожный призыв.
Меж тем говорил Конхобар Сенха, сыну Айлиля:
— О друг мой, Сенха, сдержи уладов и не пускай их в сражение, доколе не явятся с полною силой знамения и знаки, да солнце не поднимется на небо, осветив долины и взгорья, холмы и скалы Ирландии.
Так и стояли на месте улады, пока не явились с полной силой знамения и знаки, и солнце не осветило долины и взгорья, холмы и утесы всего того края.
— Теперь веди в битву уладов, о Сенха, — сказал Конхобар, — ибо пришло уже время идти им.
— Принялся Сенха поднимать уладов, говоря:
Не долго пробыл там Лаэг, как вдруг заметил, что разом поднялись ирландцы и, взяв свои копья, щиты, мечи, шлемы, довели пред собою в сражение войска. Стали они рубить и колоть, разить, убивать да крушить врагов, и длилось это долгое время и немалый срок. Когда же светлое облако скрыло солнце, спросил Кухулин своего возницу, Лаэга, сына Риангабара о том, как шла битва.
— Смело дерутся они, — отвечал ему Лаэг, — если бы я поднялся на свою колесницу, а Эн, возница Ковала, на свою, и проехали бы с одного края поля до другого вдоль наконечников их оружия, ни копыта коней, ни колеса, оглобли иль оси не коснулись бы земли, столь сильно и крепко сжимают воины свое оружие.
— Увы, нет у меня сил быть сегодня средь них, — молвил Кухулин, — ибо, случись по-иному, и мой натиск был бы заметен средь прочих.
— Довольно, о Кукук! — сказал Лаэг, — нет здесь упрека твоей чести или позора доблести. Ты славно сражался доныне да также будешь и впредь.
Меж тем снова принялись ирландцы рубить и колоть, разить, убивать и крушить врагов, и длилось это долгое время и немалый срок. Тогда приблизились к ним девять колесничных бойцов из людей Ируата да трое пеших, и девять воинов на колесницах не могли опередить пеших.
Вскоре стали по-трое приходить к ирландцам стражи Медб, которым назначено было убить Конхобара, случись тому быть побежденным, или спасти Айлиля и Медб, если б они проиграли сражение.
Вот их имена: три Конайре из Слиаб Мне, три Луссин из Луахра, три Ниад Койрб из Лойсхте, три Доэлфер из Дел, три Дамалтах из Лох Дергдерге, три Бодар с Буас, три Бает с Буайднех, три Буагелтах с Маг Брег, три Сунбне с Сиур, три Эхдах из Ане, три Маллейт с Лох Эрне, три Абратруайд с Лох Ри, три Мак Амра из Эсс Руад, три Фиаха из Фид Немайн, три Мане Муриск, три Муйредаха из Майрге, три Лоэгайре из Лик Дерг, три Бродон с Берба, три Брухнех из Кен Арбат, три Дескертах из Дромма Форнохта, три Финна из Финдабрах, три Копала из Коламайр, три Койрпре из Клиу, три Мане из Моссуд, три Скатглана из Скайре, три Эхтаха из Эйрк, три Тренфер из Тайте, три Финтана из Фемен, три Ротанаха из Райгне, три Саркорайга из Суйде Лаген, три Этерскела из Этарбан, три Аэда из Айдне, три Гайре из Габайла.
И тогда сказала Медб Фергусу:
— Пришло тебе время помочь нам, себя не Щадя, ибо прогнали тебя из родных краев и земель, а у нас ты нашел и владения, и кров, и немало заботы впридачу.
— Был бы со мною мой меч, — отвечал ей Фергус, — высоко взгромоздил бы тела на тела, руки на руки, макушки голов на макушки голов, головы на кромки щитов; столько рук а ног уладов раскидал бы я на восток и на запад, сколько градин меж двух сухих полей, вдоль которых скачут королевские кони, если б только при мне был мой меч.
И сказал тогда Айлиль своему вознице Фер Лога:
— Принеси же скорее мой меч, что разит человечьи тела, о возница! Слово мое порукой, что, если ныне ты будешь владеть и сражаться не хуже, чем в день, когда взял ты его у меня на склоне Круахнайб Ай, все воины Ирландии и Шотландии, не уберегут тебя от моей кары.