— Что стоит за вашей просьбой? — нарушил молчание капитан.
— Я вас не понял.
— Почему вы пришли за этим сейчас, в спешке, когда в любой момент может начаться землетрясение?
— Именно поэтому, отец, — сказал я. — Мы переживаем дни, которые могут прервать нить нашей жизни. И я хочу успеть…
— Неубедительно, князь, — сказал капитан. — Давайте вернемся к разговору через месяц.
— Могу ли я считать, что мои слова приняты благосклонно и я впредь могу именовать вас отцом?
— Подождите, князь. — Старый шакал не верил в мою искренность. И был прав. — Мы еще не спросили Лами.
— Я сам спрошу ее.
— Вы не увидите ее в ближайшие дни.
— Я надеюсь увидеть ее сегодня. На озере. Вам не скрыть красавицу от воина, едущего на боевом слоне… — Я весело засмеялся.
— Хорошо, князь. Я не могу вас останавливать. Вы хотели еще что-нибудь сказать?
— Да, отец. Только два слова. Комендант Танги капитан Боро вместе с вашими полицейскими уехал в сосновую рощу за монастырем. Кто-то сообщил полиции.
— Продолжайте, князь, — сказал полицейский. — Что уж таиться между родственниками. Боро вам сам доложил. Сколько он получил от вас в последний раз? На помощь беспризорным детям?
— Хорошо же, — сказал я, стараясь, чтобы угроза в моем голосе не была слишком очевидной. — Меня тоже устраивает откровенный разговор. Капитан Боро, вернее всего, не сможет отыскать пещеру с грузом.
— Чем же я могу ему помочь?
— Ничем. Но остаются ваши полицейские. Капитан Боро — трус. При них он не сможет действовать решительно. Я же не могу рисковать грузом. В нем будущее нашего с вами народа.
— Там наркотики. Опиум, который вы получили десятого марта. Там же лежит не отправленный ранее груз, из-за которого я получил три пули от ваших людей.
Полицейский говорил размеренно и тихо. И я понял, что он ненавидит меня. Это было неприятно. Я предпочитаю, чтобы люди относились ко мне хорошо, и потому, если приходится причинять кому-нибудь боль, я делаю все возможное, чтобы мое имя с этим не было связано.
— Нет, отец, — сказал я, — вас обманули. Там лежит оружие. Вернее всего, оно не понадобится. Но если груз обнаружат, это будет великолепный повод для военной хунты обрушиться с репрессиями на горцев и лишить нас остатков самостоятельности.
— Нас — это князей?
— Нас — это народы гор. И потому я униженно прошу вас, отец, во имя наших родственных отношений, во имя справедливости, послать записку — три слова вашим полицейским, отзывая их назад. Вот и все. Полицейские очень нужны в городе, потому что приближается землетрясение и надо следить за порядком. Я сам передам им записку.
— Нет, — сказал капитан.
Я почувствовал почти непреодолимое желание вытащить пистолет, висящий у меня под мышкой, и всадить пулю в эту желтую голову. Но это слишком рискованно.
— Хорошо, — сказал я, поднимаясь, потому что князь Урао Као не может просить об одном дважды. — Я уезжаю. Надеюсь, что вы сохраните наш разговор в тайне.
Капитан не ответил.
— Надеюсь также, — продолжал я, — что вы пошлете мне требуемую записку с нарочным. У вас же есть дежурный мотоциклист.
— Нет.
— На этот раз я не прошу. Я просто выражаю надежду. Я надеюсь, что ради счастья и безопасности вашей дочери вы сделаете это. А также ради безопасности старого Махакассапы, которому не стоило на старости лет становиться осведомителем. И чтобы у вас не оставалось сомнений, я заявляю, что отныне беру на себя безопасность Лами. Сведения о ее местонахождении я сообщу вам в обмен на записку. Иначе мне придется расправиться и с полицейскими, и с некоторыми другими людьми.
И тут нервы капитана не выдержали.
— Стойте! — крикнул он. — Сержант! Задержи его!
Я быстро направился к двери. Сержант влетел в нее и в растерянности замер на пороге. Я отшвырнул его. Серебряная серьга в правом ухе сержанта указывала, что он из племени Лоэ, которое уже триста лет вассал моего княжества. Сержант не смел задержать меня, но крики капитана подстегивали его. У выхода я обернулся. И моим глазам предстало неприятное зрелище.