Ну, за папу-то я был спокоен. А вот за Маль-вину… За Мальвину, пожалуй, тоже волноваться бы не стал. Так ей и надо!
Я тут же помчался к Лешке сообщить, что, возможно, найдено в этом деле недостающее звено. Картина у меня в голове сложилась полностью. Нужно только добыть еще немного информации от папы.
Звонок на первый урок застал меня в дверях Лешкиного класса. Я просунул голову. Ученики уже сидели за столами. Бонифаций уже раскрыл учебник и готовился зачитать вслух будущее изложение.
Что тебе? — повернулся ко мне Бонифаций.
Извините, мне нужно брату ключи от квартиры передать.
Тридцать секунд на все! — разрешил Бонифаций.
Тридцати секунд хватило на то, чтобы сообщить Алешке эту новость. И на то, чтобы он хлопнул себя по лбу:
— Димк, это Симаков отправил по своей фиртурме Олькиных родителей. И где-то там, в этих Европах, их задержал. А помог ему — Алтынский!..
Тут Бонифаций просунул в дверную щель руку и втянул Алешку за шиворот в класс. А я еще долго стоял в раздумье…
События стали нарастать. С угрожающей быстротой. Они явно стремились выйти из-под нашего контроля.
Дома меня застал телефонный звонок. И приятный девчоночий голосок сообщил в юмористических тонах:
Примите сообщение от агента по кличке Балерина.
Принимаю! — в радостных тонах завопил я.
Один объект наблюдения закостенел на башне. Второй объект — мелкий такой — под прикрытием той же группы посетителей музея покинул здание и отбыл в неизвестном направлении в автомашине неустановленной марки.
Вас понял. А что первый объект? Оставлен на месте в скрюченном виде?
Был снят со своего шестка сообщниками. — Тут Олька не выдержала роли и рассмеялась: — Дим, они его стащили с лестницы и поставили на ноги. А он на четвереньки сразу опустился. Потом подобрал обглоданную кость и сунул ее за пазуху.
Озверел.
Еще бы. Его утром аист два раза в темя тюкнул.
А ты не воруй, внутренне посоветовал я Иго-ряшке.
Спасибо, Олечка, — от души поблагодарил я, ощущая всеми фибрами и нервами теплоту в душе и на сердце.
Это вам спасибо, господа Оболенские. Пишите письма. Конец связи.
Я долго еще держал теплую трубку возле уха. И мне все казалось, что я ощущаю чье-то легкое дыхание в лирических тонах.
Пишите письма… Какие слова! Сколько в них теплоты и надежды…
Глава XIV
ВИЗИТ ДАМЫ
Следующее утро началось со звонка Ростика (агент по кличке Озорник).
— Леха! Все в порядке! Картина у жуликов, Ростик — дома!
— Бабушка рада?
Тут Ростик замялся немного.
— Вообще-то да. Она сразу Игорьку позвонила. Сказала ему спасибо. Но предупредила: если он меня опять к себе заберет, то не меньше, чем до Нового года.
Я понял так, что Ростик, едва переступив порог отчего дома, уже успел что-то натворить. Алешка об этом не стал его спрашивать — одного поля ягодки. Но потом, когда вся эта история ушла в недалекое прошлое, кое-что нам стало известно.
Ростик, позавтракав, уселся за телевизор. Поставил свой любимый фильм ужасов о ядерной зиме. И погрузился в него. Переживая за героев, которые после атомной войны остались на обездоленной и голодной планете.
В самый суровый на экране момент вошла Калерия Андреевна.
Это что? — спросила она, показывая на экран.
«Новости», — машинально ответил Ростик. Врет, конечно, что машинально.
Бабушка присела рядом в кресло, посмотрела ровно минуту, собрала все хозяйственные сумки и ринулась в магазин — закупать соль, сахар, спички и продукты питания долгого хранения.
В магазине покупатели, конечно, обратили внимание на ее странные действия, и Калерия Андреевна поделилась с ними своей тревогой. Покупатели дружно посмеялись над ней, но бросились делать такого же рода закупки.
В конце концов ситуация прояснилась, и разъяренная бабушка снова позвонила Игоряшке.
— Забирай его навовсе. Пока родители из Америки не вернутся.
Игоряшка сиплым простуженным голосом сказал, что сам вот-вот получит деньги и уедет в Америку.
— Возьми его с собой. Ты мне внук или не внук? Я могу последние годы пожить спокойно?
Тут Ростик позвал бабушку: на кухне горят оладушки. Бабушка, естественно, не поверила — опять его штучки! И продолжала свой напористый разговор с Игоряшкой. До тех пор, пока горящие на сковороде оладушки не заявили о себе в полный голос. Вернее, в запах. В горячих тонах.
— Встретимся в школе, — сказал в заключение Ростик. — Я одну такую штуку придумал…
…Наше семейное утро продолжилось длинным звонком в дверь и последующим визитом прекрасной дамы в виде нашей распрекрасной Мальвины.
Она вошла в облаке духов и плавных локонов.
Сергей Александрович, — заявила она на пороге, когда папа помогал ей снять плащ. — Я хотела бы побеседовать с вами о вашем Алике.
А это кто? — удивился папа. И мама тоже. Я бы сказал, она насторожилась. Но папа догадался: — Может, об Алешке?
Ну да! Какая разница?
Тут уже мама не удержалась и сказала:
Большая!
Я бы хотела поговорить с вами наедине! — решительно заявила Мальвина.
Папа пригласил ее в кабинет. Она процокала туда своими каблуками, захватив из сумки сверток, похожий на бутылку коньяка или палку копченой колбасы.
Мы застыли в ожидании. Оно длилось недолго. Наверное, пять минут. Из кабинета вышла Мальвина в облаке разочарования и гнева, а за ней — папа, с легкой усмешкой.
Мальвина засунула обратно в сумку сверток с колбасой, приняла от папы плащ и, фыркнув, хлопнула дверью.
А еще наврала небось, — сказал Алешка.
Да не очень, — сказал папа все с той же усмешкой. — Пошли завтракать.
Пап, она тебе взятку приносила, да? Она хотела, чтоб ты ее Симакова выручил?
Папа на это ничего не отвечал, только посмеивался.
А Татьяна Львовна со своей колбасой, наверное, расхохоталась бы в истерике, если бы узнала, что папе однажды и не такую взятку предлагали. Чуть ли не полмиллиона баксов. Но тут уж папа не посмеивался. А в гневе — он страшен!
За столом Алешка подмигнул мне и сказал:
Пап, рассказал бы что-нибудь интересненькое.
Например?
Ну… Что там в твоих газетах пишут?
Да, пап, — поддержал я Алешку. — Что там на мировой арене? Не собираются, например, какие-нибудь зарубежные гости посетить нашу страну? С дружескими визитами?
Вот еще! — Мама шлепнула в папину тарелку румяную яичницу. — Шляются, как у себя дома.
Не говори. — Папа сокрушенно покачал головой. — Нашествие прямо. Вот и мой приятель завтра прибывает.
Алтынский? — спросили мы с Алешкой.
Собственной персоной, — кивнул папа.
У вас все секреты, секреты, — обиделась наша наивная мама.
Да ну, какие там секреты? — удивился папа. — Получил он радостную информацию, что здесь ему разыскали картину, которую он мечтает приобрести почти всю жизнь. Набил чемодан деньгами и взял билет на самолет.
Шляются… — продолжала ворчать мама. — Вывозят народное достояние… — И добавила злорадно, складывая посуду в мойку: — Ничего, у него на таможне проблемы будут!
У него не будет проблем на таможне, — тихо сказал Алешка.
Почему? — тихо спросил папа.
У него будут другие проблемы.
Пожалуй, ты прав, — подумав, сказал папа. — Господин Алтынский, скорее всего, до таможни не доберется. Дело в том, что в России ему могут быть предъявлены обвинения в похищении людей и мошенничестве.
И кого же он похитил? — спросила мама. — А ты, Дима, можешь слушать вон там, у мойки.
Почему это все за столом, а я у мойки?
Надо же кому-то посуду помыть. Ну и кого же он похитил? И много?
Да не очень. Двоих наших туристов.
Малеевых. Папу и маму, — сказал Алешка.
Не болтай глупости, дай послушать, — прервала его мама.
Но Алешку унять — все равно что ураган остановить. Его можно только в другую сторону направить.