— Вас кто-то впустил сюда?
Хоскинс постарался взять себя в руки.
— Нет, нет, дорогой мой мальчик, — сказал он. — Знаете, время от времени то там, то здесь подбираешь разные ключи, а потом, оказывается, они подходят к чужим замкам.
“Дорогой мой мальчик” — это было что-то новенькое. Паркер, внимательно посмотрев на Хоскинса, понял, что тот был пьян. Не то чтобы слишком, нет, все было вполне пристойно. Но достаточно, чтобы ощутить прилив небывалой храбрости.
Паркер направился в ванную комнату.
— Хотите выпить?
— Нет. Скажите мне одно: вы все-таки играете вместе с Гонором и его людьми? Остановившись, Паркер переспросил:
— Играю?
— Да. В его команде. Паркер пожал плечами.
— Мне интересно, — продолжал Хоскинс, — это вы послали двух каннибалов за мной в бар или не вы?
Паркер ответил:
— Интересно не это...
— Не это? Действительно, мой дорогой мальчик? Но тогда что же?
— То, как сделать, чтобы вы больше здесь не появлялись.
Хоскинс стал нарочито громко смеяться.
— Вам это не удастся. Я чувствую носом запах золота.
— И хотите получить свой кусок.
— Конечно. Но ведь не за так, я не такой. Я могу помочь, вы же это знаете.
— Помочь — чем?
— Советом. Что бы вы там ни думали о Гоноре и его лейтенантах, мой мальчик, не следует недооценивать их. У вас не получится все заграбастать себе, понимаете?
— А если я и не собираюсь этого делать?
Хоскинс попытался придать своему лицу насмешливое выражение, для чего приподнял одну бровь.
— Удовольствоваться всего двадцатью пятью тысячами? Вы не похожи на такого человека, мистер Уолкер.
— Я скажу вам, на кого я еще не похож, — сказал Паркер. — Я не похож на человека, который имеет дело с теми, кто направляет на него пистолет.
Хоскинс посмотрел на оружие так, словно страшно удивился, что он все еще у него в руке. Пожав плечами и любезно улыбнувшись, он сказал:
— Мне же было неизвестно, как вы ко мне отнесетесь. Нужно же было иметь что-то для защиты на тот случай, если бы между нами возникли разногласия.
— Их не будет, — ответил Паркер, — если вы будете вести себя разумно. И быть полезным для дела. В таком случае мы смогли бы, вероятно, что-нибудь вместе придумать.
Улыбка Хоскинса стала менее напряженной.
— Я так и думал, Уолкер, что вы умный человек, — сказал он. — И что мы сможем работать вместе.
Паркер кивнул на пистолет:
— Только без этого. Уберите его!
— О, конечно. Простите, старина. Он засунул пистолет в задний карман брюк.
Паркер подошел к нему, протягивая руку.
— Вот теперь мы можем начать наше сотрудничество.
Хоскинс был вне себя от радости.
— Оно принесет выгоду нам обоим, — произнес он, протягивая Паркеру свою руку.
Но в тот же самый момент Паркер ударил его по правой щеке, и он, упав спиной на кровать, боком сполз на пол по другую сторону кровати.
Обойдя ее, Паркер ударил его еще раз. Хоскинс не двигался.
Опустившись на колено, Паркер вынул все, что лежало в задних брючных карманах Хоскинса, начиная с автоматического пистолета — “беретты” 22-го калибра, выстрелы из которого, произведенные с расстояния вытянутой руки, могут быть смертельно опасны; но даже если в тебя попали с большего расстояния, в этом тоже мало хорошего. В другом кармане лежал бумажник. В нем лежали две членские карточки ресторанного клуба, одна — на имя Филдса, другая — Голдштейна, двадцать три доллара, водительские права штата Калифорния на имя Уилфреда Р. Хоскинса, карманный календарик нью-йоркского банка в Манхэттене, на обратной стороне которого были напечатаны правила нахождения манхэттенских адресов, и багажная квитанция, выданная на Пенн-Стейшн.
Бросив бумажник на кровать, Паркер перевернул Хоскинса на спину и обыскал остальные его карманы. Пачка сигарет “Салем”, зажигалка “Зиппо”, на которой было выгравировано слово “Бирма”, ключ от 627-го номера в отеле “Эдвард”, расположенного на пересечении Бродвея с Семьдесят второй улицей, обратный билет кругового самолетного маршрута из Лос-Анджелеса с открытой датой, пружинный нож, небольшой пакет бумажных салфеток, связка из шести-семи ключей, в том числе ключа от машины “Дженерал моторс”, небольшая записная книжка с коротенькой шариковой авторучкой. В записной книжке был вычеркнут прежний нью-йоркский адрес Паркера — Мэттью Уолкера, комната 723, отель “Ноантон”, а внизу написан теперешний — Томаса Линча, номер 516, отель “Уинчестер”. На другой странице были выписаны в следующем порядке четыре имени и адрес:
“Гома, Джок Дааск, Аарон Мартен, Роберт Квилп.
193, Риверсайд-Драйв, комн. 7-Ж”
Паркер, опять вытащив из бумажника банковский календарик, определил по нему, что 193, Риверсайд-Драйв должна находиться где-то рядом с Западной Девяносто первой улицей. В таком северном районе гостиница вряд ли может быть первоклассной.
Между тем Хоскинс, из горла которого послышался какой-то звук, чуть повернул голову. Паркер засунул все вынутое обратно в карманы, оставив себе только записную книжку и пистолет, который положил в ящик письменного стола.
Хоскинс зашевелился. Паркер взял его под мышки и подтащил к окну. Когда он открыл его, в комнату ворвался мартовский воздух, холодный и сырой. Паркер приподнял и повернул Хоскинса так, что его грудь оперлась на подоконник, а голова свешивалась в окно. Внизу, пятью этажами ниже, шумела Западная Сорок четвертая улица.
— Придите в себя, — сказал Паркер, слегка ударив Хоскинса по лицу.
Шлепок и холодный воздух привели Хоскинса в чувство. Паркер, придерживавший его одной рукой за спину, почувствовал, как тот весь сжался, оцепенев от ужаса, когда открыл глаза и не увидел перед собой ничего, кроме пустоты и тротуара, расположенного на пятьдесят футов ниже глаз.
Хоскинс попытался было вырваться, но в руках Паркера он походил на мотылька, приколотого булавкой к демонстрационной доске. Хоскинс закричал — громко, истерично, взывая о помощи.
Подождав, пока он немного поутихнет, Паркер оттащил его от окна. Лицо Хоскинса было ярко-красным, будто его облили краской.
— Бога ради! — повторял он без конца. — Бога ради... — От опьянения не, осталось и следа.
— В следующий раз, если что... окажетесь внизу, — пригрозил Паркер.
— Бога ради! — снова произнес Хоскинс. — Он начал ощупывать всего себя — галстук, щеки, пояс, волосы, рот, словно желая убедиться, что цел. — Вы не должны были...
— Вы не прислушались к тому, что я говорил. Теперь вы готовы к этому?
— Да. Конечно. Боже, вы не должны были...
— Тогда слушайте. — Паркер встал перед Хоскинсом и начал говорить медленно и отчетливо, не сводя взгляда с его испуганных глаз. — Я работаю с Гонором, — сказал он. — И согласился с предложенной мне оплатой, не претендуя на большее. И помогать вам не буду. Это понятно?
Хоскинс быстро заморгал, что являлось прелюдией к демонстрации слабого неповиновения, попыткой хоть как-то вернуть себе чувство собственного достоинства.
— О, я понимаю, не беспокойтесь. Вы хотите взять все себе — это же так ясно. Но это кончится для вас плохо. Вы такой же сумасшедший, как эти черные безумцы, вы с ними одного поля ягоды, и надеюсь, что еще до начала операции вы все перебьете друг друга, ведь они не такие болваны, какими вы их считаете, их будет не так-то легко облапошить...
Паркер ударил Хоскинса ладонью по лицу, и хотя удар был не очень сильным, однако его оказалось достаточно, чтобы остановить этот поток слов.
— Вы опять не слушали, — повторил Паркер.
Хоскинс потрогал щеку.
— Я же сказал, что самоустраняюсь, — произнес он так, словно стал жертвой величайшей несправедливости.
Паркер смотрел на него и думал, стоит ли настаивать на своем до тех пор, пока Хоскинс наконец не поймет, что ему действительно говорят правду? Какой в этом смысл? Ведь и тогда он вряд ли отвалит. Пусть уж лучше Хоскинс думает, что Паркер хочет забрать себе весь пирог целиком. Тогда, быть может, он побоится вмешиваться в борьбу, которая может развернуться между Гонором и Паркером.
Паркер кивнул, и отступил на шаг.
— Хорошо, — сказал он. — Итак, вы вышли из игры. Воспользуйтесь этим билетом до Лос-Анджелеса.