Эми была до смерти напугана, когда я сказал ей, что Иван пропал. Думаю, ей нравится мысль о том, что он жив, не больше, чем мне. Моя девочка ничего не сказала, но я знаю, что она хотела бы, чтобы я лишил этого ублюдка его гребаной жизни. Убрал человека, который угрожал ей и ее дочери. Я бы хотел это сделать. К черту последствия.
Я бы хотел убить этого ублюдка, как свинью, которой он и является.
Эми постепенно выходит из своей скорлупы. Известие об освобождении Ивана напугало ее, но теперь она знает, что она – моя. Ей не о чем беспокоиться.
И каждую ночь я пытаюсь вбить это в ее разум и тело.
Она станет для меня не просто женой или женщиной, согревающей мою постель. Нет, она моя собственность.
Моя гребаная одержимость.
Моя, до самой сути ее существа.
Я даже не могу вынести мысли о том, что кто-то еще подойдет к ней, почувствует ее запах или прикоснется.
Мой разум окружает чернильная темнота. То, что у нас есть, охватывает меня. Оно горит словно огонь, бушующий в моей душе.
Эми представляет для меня то, чего у меня никогда не было раньше. То, чего я никогда раньше не касался. Что-то хорошее и чистое. Для меня она такая прекрасная, такая чертовски неземная, что одна мысль об этом приносит боль.
Она – хорошая сторона тьмы, которую я несу в мир. У нее гребаный нимб, а не рога, как у меня.
Я плохой парень. Убиваю людей и не переживаю из-за этого. Я делал и видел то, чего никогда не должен был делать и видеть, но ее свет притягивает мою душу.
Я не должен позволять себе тянуться к солнцу, но у меня нет выбора. Чем больше я наблюдаю за ней, тем больше мне нужно овладеть ею. Тем больше мне нужно Эми в своей жизни.
Она – уголок вселенной, который я хочу сохранить для себя.
Выйдя из новой машины, я широко улыбаюсь. Это классная тачка. Она обошлась мне в кругленькую сумму, но это того стоит.
Бл*ть, за полмиллиона долларов лучше бы этой штуке работать до тех пор, пока Эбигейл не перейдет в старшую школу. Я планирую, что мои девочки и будущий ребенок будут иметь все самое лучшее.
Если для этого нужно потратить часть своих значительных сбережений, которые я накопил за последние несколько лет, то так тому и быть.
Высунув голову из гаража на кухню, я кричу:
— Эй, секс-на-палочке, иди сюда!
— Как ты меня только что назвал? — кричит мне Эми через весь дом.
— Иди сюда, у меня есть для тебя подарок, — говорю я, когда она входит на кухню. Раздраженное выражение ее лица вызывает у меня смешок. Она ненавидит, когда я опредмечиваю ее.
— Почему? — спрашивает она меня.
— Потому что я хочу для тебя самого лучшего. В моих подарках нет подвоха, Эми. Со мной ты в безопасности, — говорю я, прежде чем выскочить обратно в дверной проем.
Я не закрыл дверь гаража, и солнечный свет, проникающий снаружи, показывает, насколько блестящей является новая машина.
С широко раскрытыми глазами она шагает в гараж. Я бросаю ей ключ, но, думаю, она не обращает на него особого внимания, потому что он отскакивает от ее груди и падает на пол.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что это подарок для меня? — спрашивает она, глядя на машину.
Указывая на машину, я говорю:
— Подарок как матери моих детей. Как женщине, на которую я заявляю права в спальне каждую ночь.
Я подхожу к ней и наклоняюсь, чтобы подобрать ключ. Выпрямившись, обнимаю свою женщину и помогаю обойти машину, вкладывая ключ в ее руку.
— Это твое. Тебе понадобится что-то безопасное, когда ты будешь ездить за покупками к свадьбе.
На слове «свадьбе» она останавливается и сует ключ мне в руку.
— Что ты имеете в виду?
— Мы собираемся пожениться, Эми. Ты мать моего будущего ребенка. Ты мать моей дочери Эбигейл.
— У меня есть право голоса в таких вещах! И Эбигейл не твоя дочь! Я, наверное, даже не беременна! — кричит она.
Сунув ключ мне в руку, она начинает пятиться от меня.
Сделав к ней два больших шага, хватаю ее за руку и тащу обратно к машине.
Развернув ее, я наклоняю ее над еще теплым капотом.
Моя рука трижды опускается на ее зад с сильным хлопком. Каждый раз, когда она соединяется с ее телом, слышу, как из ее рта вырывается резкий выдох.
— Борись с этим, сколько хочешь, Эми, но тебе нужно осознать, что ты, нахрен, моя. Ты беременна моим ребенком. Ничего, и я имею в виду совсем ничего, не изменит этого. Ты можешь бороться с этим сколько угодно, но если ты еще раз так на меня накричишь, я начну относиться к тебе как к упрямому ребенку.
Подняв и развернув ее к себе лицом, пристально смотрю ей в глаза.
— Ты бы имела право голоса в таких вещах, если бы не поставила себя в такое положение. Однажды я сказал тебе: будь хорошей девочкой, и я буду оберегать тебя. Я сдержал свое слово. Я никогда не позволю тебе снова пострадать. Ни от кого. Ты, нахрен, моя. Нам нужно напоминание об этом?