Ответом ему стали яростные матюки, перемежаемые сдавленным кашлем. Ах, как умел браниться русский! Лучше он умел только драться.
Боевой азарт всецело овладел Шурали. Он сделался ловок, как макака и пронырлив, как полоз. Он взбирался по вертикальным стенам, подобно пауку, и совершал головокружительные прыжки, подобно летучей лесной белке. Он не замечал восхищенных взглядов русского товарища, он язвил врага, подобно сколопендре. Большинство бойцов отряда Затычки предпочитали избегать рукопашных схваток, но только не Шурали, но только не Ибрагим Абдула по кличке Алёша! Они просто резали врагов и кровь струилась по их обнаженным предплечьям, и серая пыль стонущего Халеба покрывала кровь врагов, превращая её в плотную корку, подобную кованым доспехам древних героев. Враги кидались на них стаями и поодиночке, как волки на леопардов, но они с успехом отражали всякий натиск. Казалось, им не изведать усталости и так оно было до тех пор, пока жаркое солнце не скрылось за высоким, увенчанным крепостной стеной, холмом.
С наступлением сумерек бой прекратился сам собой. Тишину нарушали лишь вопли и стоны раненых. САА не прислала подмоги. Над схваткой не висел ни один беспилотник — значит, можно немного передохнуть. Шурали хотелось рассмотреть ландшафт. Его забавляли контрасты. Во что может превратиться к вечеру оживленная и многолюдная с утра улица, если в течение всего дня на ней кипел бой? Но беспечно глазеть по сторонам ему помешал оклик Затычки. Командир велел им садиться на броню.
— Отходим! — кричал он.
Шурали и Ибрагим Абдула полезли на броню — в брюхе БМП места не нашлось, а пешком идти не хотелось. Впереди шел БТР Джина-казначея. Им предстоял путь по лабиринтам Халеба. Сколь долго продлится он?
Тут и там над руинами развевались знамена дружественных бригад, но канадцы, ехавшие на задке передней брони, не поставили автоматы на предохранители. Двое из троих сидели спинами вперед. Их лица скрывали пластиковые забрала, но Шурали знал — они не сводят глаз с юных бородачей-йеменцев из ближайшего окружения Затычки. Эти выныривали из подворотен, брели пешком, цепочкой растянувшись по обе стороны бронированной колонны. Машины двигались медленно, приноравливаясь к темпу их ходьбы. Так они вкатились в район руин. Так прошли маршем, пока, наконец, не выкатились на большой пустырь. На Халеб уже навалилась ночь, и Затычка решил переждать темноту, чтобы утром двинуться дальше.
Утром Шурали удалось полюбоваться красивым видом. То, что ночью ему показалось городским пустырём, при свете дня оказалось довольно широким пустым пространством. На поле не было ни жилых построек, ни руин. Только несколько рощиц зеленели там и тут. На противоположном конце поля дымила трубами промзона. — Что смотришь? — спросил его русский на языке дари.
— Любуюсь полем. Я вырос в горах. Там Аллах вздыбил землю, подобно исполинским волнам. А тут всё ровно и красиво, плоско, как простая кукурузная лепешка.
Ибрагим Абдула усмехнулся и произнес простое и короткое слово на родном языке, но то была не брань. — Ты пишешь стихи? Ты поэт? — добавил он на языке дари.
— Не решаюсь называть себя так, — Шурали стыдился собственного смущения: русский смотрел на него пристально и испытующе.
— Ты их записываешь? Публикуешь в сети? — настаивал русский. — Я не знаю ваших букв! Мне не прочесть! Жалко! Жалко! Он выпятил губы и сразу сделался похож на обиженного ребенка. Шурали смутился ещё больше.
— Даже безгрешный перед Аллахом знает ошибок мглу: спотыкается, страдает, камнем валится в чёрную бездну… Любой из нас — как белой чадры подол, забрызганный уличной грязью.
— Ух ты!..
Шурали опасался, что русский продолжит свои домогательства, но двигатели машин взревели. Бородатые йеменцы стали рассаживаться по местам. Канадцы устроились над головой Джина Джафара аль-Налами — именно эта машина, по обыкновению, следовала первой в колонне. Сам Затычка, его женщины, его русский слуга по прозвищу Костя, его ближайший советчик Фархат ехали на броне второй машины. Порядок следования соблюдался в строгом соответствии с заведенными Затычкой правилами, но в этот раз боевая задача была объявлена заранее: на противоположном конце открытого пространства, на краю промзоны располагался топливный склад. Его следовало атаковать, захватить, заправить баки, а остатки топлива уничтожить.
Одна из машин — оснащенная крупнокалиберным пулеметом БМП — осталась на месте. Её расчёт состоял из двоих бледнолицых и бритых солдат — европейцев — приятелей, немца и шведа. Шурали никак не мог уяснить себе их имена, старался не разговаривать с ними и приготовился обидеться на Затычку. Для чего Шура-ли «норвежцы»? Медлительны, трусоваты, война для них что игра в солдатики.