– Что это было? – спросил ошеломленный Береславский.
– Надо полагать, вас обосрали, – не долго думая пояснила невесть откуда взявшаяся Лесная Даша.
Мария недобро посмотрела на девушку.
– Вот вас бы в официантки не взяли, – сказала она.
– Почему это? – удивилась та.
– За несоблюдение языковых норм! – отрезала Мария, уводя покорного и страдающего Ефима в каюту, отмываться.
Мария действительно была официанткой из туристической столовой и обслуживала как раз тот стол, за которым сидели и Ефим, и Даша. Это была миловидная, совсем еще не потерявшая женского обаяния дама лет тридцати пяти. Она сразу понравилась Береславскому, и он пару раз ехидно остановил Никифорова, тоже сидевшего за тем же столом и пытавшегося корчить из себя барина.
За это Мария улыбалась ему чаще, чем другим, а узнав про его орнитологическое пристрастие, даже выносила Ефиму булки для подкармливания небесных тварей.
– Сейчас мы вас отмоем, – ласково сказала Мария Ефиму и взяла его за руку, потому что липкая, вонючая и, как выяснилось, довольно едкая жидкость начала сползать Береславскому на глаза.
Он мечтал как можно скорее добраться до каюты, но, по закону подлости, встретился и с друганом Агуреевым, не пожелавшим сдерживать хохота, и с возвращавшимся из медпункта с перевязанной рукой коллегой-журналистом.
– Вот гады какие, а? – давясь от смеха, с трудом вымолвил Агуреев. – Ты в следующий раз мишень-то – прикрывай!
А Никифоров просто ржал и даже пытался комментировать, пока Береславский, постаравшись максимально расслабиться, все же не объяснил ему, что дерьмо на голове существенно лучше дерьма в голове. Эта сентенция получила безусловное одобрение присутствующих, а морально и физически поверженный Никифоров поспешил скрыться в сторону своей подводной каюты.
Но нет худа без добра: добравшись до крохотного душа, Ефим надеялся получить от доброй Марии не только душевное тепло. Смыв с ее помощью с покрасневшей лысины едкий продукт чайкиной жизнедеятельности, Береславский с удовольствием обнаружил себя в обществе очень привлекательной и душевной женщины, к тому же снявшей – дабы не забрызгаться – кофточку со своей еще вполне упругой груди. Все оставалось в рамках приличий – закончив смену в столовой, добрая Мария переоделась в купальник.
– Что ж мы все так официально? – сделал первый шаг очистившийся и повеселевший Ефим. – Может быть, перейдем на ты?
– Вообще-то нам не положено, – засмущалась женщина.
– Но ты же не на службе, – перевел теорию в практику Береславский. – «Маша» лучше звучит, чем «Мария». Уж слишком торжественно.
– Хорошо, – сказала теперь уже Маша, а не Мария. – Только мне надо идти.
– Куда спешить? – удивился Ефим. – У тебя ж перерыв. Посидим, кофе попьем.
– Ладно, только ненадолго, – несильно возражала Маша. – А вы фотографируете? – спросила она, показывая на стоящий в углу кофр с фотоаппаратурой.
– Вообще-то я член Союза фотографов России, – гордо заявил Ефим, не вполне, впрочем, уверенный в существовании названной им организации.
– Ой! – обрадовалась Мария. – Здорово-то как! А вы мне карточек не сможете сделать? Я мужу обещала послать.
Упоминание о муже в подобном контексте сильно остудило размечтавшегося фотографа. Но – что ж поделать. Надо принимать жизнь такой, какая она есть. Маше-Марии будет что послать мужу: фотографировал рекламист действительно неплохо.
Маша надела кофточку, причесалась, подкрасила губы и села так, чтобы в кадр попал иллюминатор.
– Получится? – спросила она.
– Без сомнения, – заверил фотограф, уже держа в руках могучий «Canon EOS 1V». – Только портретный объектив надену и вспышку нацеплю, а то свет контровой.
– Хорошо, – сказала Маша и сложила губы бантиком.
Ефим сделал пару снимков, потом еще и еще: когда работа начиналась, остановиться ему было трудно. Объект и так был ничего, а с помощью нехитрых фототрюков смотрелся просто моделью. Войдя во вкус, только и командовал:
– Повернись! Голову выше! Чуть направо! – и все такое, что всегда говорят в таких случаях фотографы. «Муж будет доволен», – подумал он, отсняв полпленки.
– Ну, вроде все, – сказал Береславский, отвернувшись от Маши и собираясь отсоединить мощную вспышку «Metz»: имеющая несколько ламп и компьютерный механизм управления, в опытных руках она гарантировала не только тривиальное отсутствие эффекта «красных глаз», но и возможность художественной съемки в любых условиях освещенности.
– А можно еще так сфотографировать? – скромно спросила Маша.
Ефим обернулся: она снова сняла кофточку.