– Все, хорош, – запыхавшись, первым запросил он пощады.
Друзья отряхнулись и пошли к своему двору.
– Получается, что Вилька в «три четверки» на твоем горбу въедет, – усмехнулся Огурец. – Вот ведь хитрый татарин!
Равиль Нисаметдинов действительно был татарином. Он жил в большой четырехкомнатной квартире, но свою комнату делил еще с двумя двоюродными братьями, так как в их на первый взгляд просторном жилище умещались сразу четыре (!) поколения Нисаметдиновых и особых надежд на скорейшее увеличение квадратных метров не было.
Вилька ничем не отличался от других ребят, если не считать, что раз в году, во время какого-то их поста, чуть не месяц не ел мяса: старшие Нисаметдиновы помнили и исполняли заветы предков, заставляя делать то же самое младших. Кстати, Равиль, москвич уже во втором поколении, был шустрее и ловчее обоих своих друзей. Например, он первый повадился ходить к валютному магазину «Березка», что на 16-й Парковой, скупать чеки у загранкомандированных и морячков. Блоха отказался сразу, а Колька проторчал у «Березы» месяц, пока батя не застукал и не вломил ему как следует.
(Надо сказать, лупил батя Кольку чрезвычайно редко и в основном от испуга: например, когда Огурец в шестилетнем возрасте самостоятельно поперся купаться на Серебрянку, или вот сейчас, когда мог попасть в милицию, время от времени отлавливающую валютных спекулянтов.)
А «хитрым татарином» Огурец назвал Вильку за то, что тот, мечтая о «трех четверках» – после школы хотел податься на экономический факультет в знаменитую «Плешку», и ему нужны были гарантированные пятерки по двум вступительным математикам, – уговорил Блоху пойти на олимпиаду, сначала районную, потом городскую, где Болховитинов решил почти все задачи, а Равиль их у него списал.
Блоха даже остановился:
– Как ты сказал?
Колька уже и сам понял свою ошибку: друг не любил подобных высказываний, в то время как в агуреевской семье это допускалось.
– Ладно тебе, – попытался замять вопрос Огурец. – Вилька ж наш друг! Чего цепляешься!
– Кто у нас в классе самый хитрый? – спросил Блоха.
– Вовка Бочаров! – мгновенно ответил Огурец. – Он даже не хитрый. Он – хитрожопый!
– Ты про него как скажешь? Хитрый Вовка Бочаров. Так?
– Хитрожопый! – стоял на своем Агуреев.
– А почему ж тогда про Вильку ты не сказал – «хитрый Вилька»? – лез под кожу Болховитинов. – Почему один – хитрый Вовка…
– Хитрожопый, – упрямо перебил Колька.
– Ладно, хитрожопый, – согласился Блоха и продолжил мысль: – А другой – хитрый татарин?
Колька задумался: и в самом деле – почему? Почему Ленька Пельцер из их класса – умный еврей? Когда батя ругал Кольку за пропущенные уроки и ставил соседского Леньку в пример, он так и говорил: «Пока ты будешь прогуливать, этот умный еврей станет твоим начальником!» А того же Блоху называл «толковый Сашок», а не «толковый русский».
Огурец аж вспотел от такого умственного напряжения.
– Не знаю я почему, – наконец сознался он. – Слушай, пошли лучше на Оленьи пруды, окунемся разок. По дороге за Вилькой заскочим.
– Пошли, – согласился Блоха.
Друзья свернули в переулок, чтобы срезать угол, и пошли за Равилем. Начиналось последнее лето их детства.
7. Третий день плавания теплохода «Океанская звезда»
Стокгольм, Швеция
Утро
Судно ошвартовалось ближе к полудню в районе пакгаузов, что вызвало не самую лучшую реакцию у туристов. Правда, их настроение резко подняло переданное по судовому радио объявление о бесплатной обзорной экскурсии по городу с посещением знаменитого шведского корабля-музея «Васа».
Первыми на «Океанскую звезду» поднялись пограничники и таможенники, а следом за ними – Семен Мильштейн собственной персоной. Со своими опричниками – Алехой и Мусой.
Береславский шел ему навстречу вместе с Агуреевым и Дашей.
– Ой, дядя Семен! – обрадовалась Даша, а тот, улыбнувшись одними глазами, спрятанными за круглыми стеклами очков, поцеловал ее в макушку. Для этого Мильштейну пришлось встать на цыпочки, а Даше – наклонить голову.
– Все в порядке, девочка? – спросил он.
– Абсолютно! – отрапортовала та.
– Ну и отлично, – сказал Семен Евсеевич, здороваясь за руку с Береславским и Агуреевым. Береславский с Дашей продолжили путь к трапу, у которого уже стояли пограничники, а Агуреев с Мильштейном скрылись внутри судна.
– А он собирался город посмотреть, – имея в виду Агуреева, расстроенно сказала Даша. – Теперь здесь застрянут.