Мильштейн снова сел в кресло.
– Мы не боимся вас, – сказал Анкудинов. – Просто мы не хотим играть на чужом поле. И отвечать за то, к чему непричастны.
Потом он еще что-то убедительное говорил – о своих связях, бесстрашии и одновременном нежелании конфликтовать, – но Мильштейн видел, что этот лощеный отечественный иностранец действительно очень боится быть втянутым в жестокий конфликт. И еще: похоже, ни немецкий заказчик, ни сам Анкудинов непричастны к смерти Болховитинова. Хотя совсем вычеркивать «GC» из списка рано: может, в ней есть более мелкие и более отчаянные игроки, попытавшиеся чужими руками вытащить себе из огня каштаны.
Да и мягкий захват «Четверки» кем бы то ни было тоже не входил в планы начальника службы безопасности холдинга. Хотя здесь есть большая разница: на мягкий ход последует мягкий ответ.
А на кровь – только кровь.
Второй была встреча с Мусой Шамаевым, неформальным лидером крупнейшей из оставшихся в Москве чеченских ОПГ. Разумеется, он имел информацию о всех серьезных событиях, приключившихся с участием криминалитета этой этнической группы.
Лет пять назад Муса и встречаться не стал бы с Мильштейном: уж очень был тогда крут. И дело не только в действительно сильных и смелых боевиках, стоявших за ним, но и в оптовой скупке представителей силовых структур, призванных эту самую этническую преступность контролировать. Причем скупке, продолжавшейся долгие годы.
Кроме того, за спиной Шамаева тогда присутствовала совершенно независимая Чеченская республика, где в случае чего можно было надежно спрятать кого угодно: от засветившегося боевика до дорогого – в самом прямом смысле этого слова – заложника-иностранца.
Сейчас ситуация заметно изменилась, причем совершенно не в пользу Шамаева. Нет, конечно, взяточники стройной толпой не пошли на явку с повинной. И бандиты тоже в массе своей не стали перековывать мечи на орала. Но порядка стало больше. А главное – исчезла ситуация, как будто списанная со старых летописей, когда на границе Руси была древняя половецкая степь, откуда степняки совершали свои дерзкие набеги и куда уходили от ответных – как сегодня бы сказали, антитеррористических – мер русских князей.
И еще была причина, по которой Шамаев решил предоставить Мильштейну аудиенцию: потихоньку-полегоньку в этом яростном и жестоком мире Семен Евсеевич стал той фигурой, которую уже неправильно было бы игнорировать. Неправильно, потому что – опасно.
Вот почему ровно за десять минут до назначенного времени Семен подъезжал к кафе «Минутка», современной «стекляшке», что угнездилось на Кольцевой автодороге. Он знал, что Алеха и Муса прибыли на место встречи как минимум на пару часов раньше. И если бы что-то их насторожило, дали бы знать.
В кармане Семена Евсеевича лежал официально зарегистрированный «Иж-71», переделанный из «ПМ», предназначенный для чоповцев и гражданских лиц. Оснащенная ослабленным патроном, это была малополезная вещь в реальном бою. Но в городе, где если стреляют, то, как правило, в упор, его девятимиллиметровые пули могли оказаться серьезным средством для охлаждения разгоряченных мозгов.
Муса и Алеха были вооружены гораздо серьезнее, причем как бы в двух уровнях. На первом – то же так называемое гражданское оружие: «Иж-71» и гладкоствольные магазинные ружья «Сайга». С автоматикой от «калаша» и картечными зарядами это была достаточно убойная штука, если расстояния не превышали сотни метров. Тем более что ухаживали за оружием любовно: вечно заедающие магазины отполированы и отлажены, все, что должно быть смазано, было смазано, а гильзы использовались только металлические. Они были дороже бумажных, но есть вопросы, в которых слишком дорого экономить.
Второй уровень вооружения был, как бы это сказать, неофициальный. И здесь перечисление заняло бы гораздо больше места, потому что оружейный склад, коим ведал Муса, был немал и, кроме того, постоянно пополнялся всякими новомодными штучками, причем не только российского производства.
Шамаев встретил Мильштейна на пороге: высокий спокойный светловолосый мужик лет 45–50.
– Здравствуй, Семен, – с характерным акцентом поздоровался он.
– Здравствуй, – спокойно ответил Мильштейн, ростом едва достающий до плеча собеседника.
Они прошли внутрь и сели за столик. Семен легко определил в зале подчиненных Шамаева, но какого-то вооруженного конфликта не опасался: сейчас он был не нужен ни одной из сторон.
Официантка, тоже кавказская девчонка, принесла еду – мясо с овощами и легкое вино. Бокал был только один – для Мильштейна, но не потому, что Семена хотели отравить, – руководитель принимающей стороны вообще не употреблял спиртного.