— Мама говорит, что они скоро поженятся и уедут на стройку в Сибирь, — перебила Валентина Петровна. — Мама говорит, что она зря плохо думала про Альку, он переменился…
— А Суслин…— Володя опять сделал паузу,— может быть, он сразу прикинул,что коробки с фотоаппаратами удобнее всего припрятать в подземельях монастыря, а потом, выбрав удобный момент, отвезти куда-нибудь и продать. Связи со спекулянтами, как мы знаем, у него есть. Или, может быть, после разговора с Евдокимовым, который ему рассказал о беседе с тобой, Фома, и о том, что видел Ваську в коридоре второго этажа, Суслин решил подкинуть краденое Петуховым. Или, как я уже говорил, он с самого начала действовал с целью напакостить сопернику. — Володя улыбнулся Валентине Петровне: — Помнишь, я тебе сказал тогда, в штабе, что Ваське полезно провести ночь не дома. Я знал, что утром в подземельях найдут фотоаппараты, и хотел, чтобы Васька не подвергался никаким случайностям!
— Ты просто молодец! — похвалила Валентина Петровна, словно он был ученик, решивший трудную задачу.
Володю ее похвала немножко кольнула. Он ожидал от Вали иного… Ну, пусть просто молчаливой благодарности!
А Фомин молчал. Но если бы смущенно!.. Фомин молчал на редкость самоуверенно.
— Итак, все встало на свои места!— с пафосом объявил Володя, не сдаваясь.— Одно только остается невыясненным: кто был «Синим дьяволом» год назад.
— Почему невыясненным? — Фомин искренне удивился.
— Тебе что-то известно? — быстро спросил Володя.
— Не только мне. И Валя знает.— Фомин ухмыльнулся. — Это она была год назад «Синим дьяволом». Так ведь, Валя?
Валентина Петровна молча кивнула: так. Володя окаменел. Только что он назвал «Синего дьявола» недоумком.
— Для учительницы… «Синий дьявол»… Придумано не очень удачно, — наконец выдавил Володя.
— По-твоему, ей надо было выйти в эфир без клички? — Фомин запищал женским голосом:— «Внимание, говорит Валентина Петровна! Петухов, прекрати ругаться! Иванов, выключи музыку, садись за уроки! Сидоров, я прекрасно слышу, кому ты передаешь решение задачи!»
Валентина Петровна расхохоталась:
— Коля, ты-то как догадался?
— Мне сказал «Тарантул». Помнишь дежурного в штабе? Он готовится в акустики, у парня отличный слух, он тебя узнал по голосу. Ты у кого брала передатчик? У Жени Анкудинова?
— Не брала, а заходила к ним. И не к Жене, а к деду. Когда Жени не было дома.
Володя испытующе взглянул на Фомина:
— Этот «Тарантул»… он тебе сказал про Валю вчера вечером? Значит, ты еще вчера все знал?
— Естественно! — ответил Фомин.
Володя вылез из-за стола, пошел на кухню, принес свой знаменитый, весь в медалях, самовар. Методично, не спеша заварил чай, укутал чайник холщовым полотенцем, чтоб настаивался, принес и нарезал торт с розами.
— Ладно уж, наваливайтесь!
Из кустов сирени за его спиной послышался треск. Володя обернулся:
— Васька! Вылезай!
— Зачем? — спросили кусты.
— «Зачем, зачем»!— передразнил Володя.— Чай пить! С тортом!— Он с ловкостью опытной хозяйки наполнил четыре чашки, разложил торт по четырем тарелкам.
— Володечка! — восхитилась Валентина Петровна. — Ты с самого начала знал, что Вася прячется в кустах?
Володя неопределенно пожал плечами и, не ответив Вале, сердито бросил в гущу сирени:
— Я тебя долго буду дожидаться?!
Проломившись сквозь сирень, Васька плюхнулся за стол.
— Ты все слышал? — строго спросила Валентина Петровна.
Васька оторвался от чашки, помотал головой:
— Слышал… Не все. — Желто-зеленые глаза сощурились и превратились в щелочки.
— Я тебе обязательно расскажу!— обещал Володя.— Это, брат, увлекательнейшая детективная история…
Фомин крякнул и промолчал.
ОПЯТЬ КИСЕЛЕВ
I
— Первая, вторая… пятая… — Куприянов вел счет кошкам, перебегающим дорогу, — седьмая… Фу-ты ну-ты, трехцветная!.. Девятая— черная в белых чулках… — Кошки не пугались света фар, независимо трюхали по своим делишкам. Куприянов сбросил скорость. — Одиннадцатая — серая, полосатая… Тринадцатая — рыжая, как лиса… Четыр…
— А-а-а! — Крик человека потонул в жутком вое тормозов.
«Кто кричал? Я? Он?» — Куприянов силился, но никак не мог сообразить — отшибло со страху память. Что же случилось за миг перед тем, как он судорожно выжал педаль тормоза? Кажется, там стоял кто-то. Да нет, никто там не стоял! Никого на дороге не было, а потом «он» словно с неба свалился под колеса.
Перегнувшись вперед, Куприянов осмотрел дорогу ближе перед машиной. Никого не видно. Значит, «он» под колесами. Куприянов открыл дверцу, опасливо спрыгнул и прежде всего поглядел назад — за машиной чернел короткий — хороший! — тормозной след. А что впереди? Куприянов нагнулся, заглянул под переднее крыло. В метре от колеса белела на асфальте рука, сжатая в кулак. Не переехал! Сразу память очнулась от страха, вернула последние мгновения в абсолютной ясности.
«Я его не сбил. Толчка не было. Он лежал на асфальте. Пьяный, что ли? Нашел где развлечься! Надо
его оттащить в кювет, на травку. Не каждый тут едет медленно и считает кошек…»
Куприянов подошел к пьянчуге, тронул за плечо и только сейчас разглядел на асфальте небольшую лужицу. Возле самой головы. И в ужасе отпрянул. Не пьяный — убитый! В чистом костюме, в белой рубашке. Из-под белого манжета поблескивает браслет.
«Даже часов не сняли! Сбили— и дёру! Но что же мне-то теперь делать?— Шофер осторожно огляделся по сторонам: — Видел меня кто или нет?»
Улица была пуста. Аккуратные однотипные палисадники, непроницаемая сирень перед окошками. Если в домах кто и проснулся от визга тормозов, все равно не высунет носа. Ихняя хата всегда с краю. Кричи «Режут!» — не дозовешься. Этого бедолагу, может, и не машина сбила. Укокошили в темноте и вытащили на дорогу — пускай милиция шофера ищет… Бежать отсюда!..
Куприянов молниеносно очутился в кабине, вырубил свет…
«Нет, только не это, не трусливое бегство… Я же его не сбивал. А если уехать, после никому ничего не докажешь… Машина должна стоять, как стоит… — Он включил фары, вытянул до отказа ручной тормоз, вылез из кабины, достал пару железных колодок, подоткнул с обеих сторон под левое заднее колесо… — За что мне такое невезенье! Другие левачат — и ничего, а я только раз поехал и влип. Черт меня дернул связаться с тем куркулем! Кирпич был наверняка ворованный. Все сразу — левый рейс, соучастие в краже… Ладно, пускай за это отберут права, но его я не сбивал!»
Он перепрыгнул через заросший бурьяном кювет, подошел к ближней калитке, нашарил внутренний запор, открыл, затопал нарочно громко по выложенной кирпичом дорожке, по ступеням застекленной террасы и в оба кулака грохнул по дверям.
…Когда дежуривший в ту ночь Фомин приехал на Фабричную, там уже стояли поперек дороги желто-голубая «Волга» ГАИ и белый «рафик» с красным крестом. Медики склонились над распростертым на асфальте телом.
— Живой,— сказал подошедшему Фомину врач,— но без сознания. Судя по всему, ударился виском при падении. Состояние тяжелое, не знаю, довезем ли… Да, учтите, документов при нем не оказалось, из соседних домов подходили — не признали.