Хозяева выглядели за столом довольными жизнью и друг другом. Их довольства хватило и на гостей, которых они стали вовлекать в разговоры — банальные преимущественно, вроде «ждать ли Агату к ужину» или «готов ли Коловрат к состязаниям». Но вот Мари поймала взгляд Городецкого и сказала неожиданное:
— Вы знаете, Максим, что мы с Элизабет Кински состоим в переписке? Так вот большую часть последнего письма она посвятила Вам. Оказывается, Вы написали пьесу, которая ее поразила, восхитила и пленила. На днях она примчится в Вену, чтобы показать ее директору Бургтеатра, с которым коротко знакома. Единственное ее сожаление что действие происходит в Англии и герои тоже англичане…
— Это легко устранимое препятствие, — сказал с улыбкой новоиспеченный драматург. — Побережье Корнуэлла можно заменить Далмацией, а мистера Смитсона, кандидата в баронеты, превратить в племянника австрийского барона фон Фрайберг, например.
— О чем эта пьеса? — заинтересовался Карл.
— Вкратце о выборе образованного человека между обеспеченным ничегонеделаньем и умеренно оплачиваемым творчеством, — суховато пояснил Городецкий. — Параллельный выбор: жизнь со светской львицей или с женщиной нового типа, отвергающей диктат мужчин и узы брака.
— Ого! Где Вы видели таких женщин? — спросил с искренним удивлением князь. — Если не спускаться в многочисленные притоны?
— Пока их очень мало, — согласился Макс. — Впрочем, у моей героини был реальный прототип — Люси Браун, ставшая моделью для художника-прерафаэлита Росетти. Они жили счастливо вместе, хотя не были официально женаты. Кроме того, вы ведь слышали про суффражисток?
— Пишут о каких-то сумасшедших дамах в Англии, — признал Траутмансдорф. — Ради права голосовать на выборах они прибегли к голодовке — но чем там дело кончилось, не помню.
— Парламент дал женщинам право голосовать на выборах местных органов власти, — сообщил сильно начитанный Городецкий. — Еще раньше, во времена французской революции, Олимпия де Гуж составила «Декларацию прав женщины и гражданки», аналогичную знаменитой «Декларации прав человека и гражданина», в которой требовалось признать полное социальное и политическое равноправие женщин. Но революционеры дружно затопали ногами и отправили ее под гильотину.
— Якобинцы были ужасными негодяями, — передернула плечами княгиня. — А эта Олимпия напоминает мне нашу знаменитую писательницу Берту фон Зуттнер, урожденную Кински, которая выступила против милитаризма мужчин и получила за это Нобелевскую премию. Она, вроде бы, поехала сейчас в Гаагу, на международную конференцию — не так ли, Карл?
— Это так, — важно подтвердил супруг. — Единственная женщина среди всех ее участников. Правда, собрались они не для запрета войн, а для их ведения цивильными способами. Например, уже приняты декларации о запрете бомбардировок с воздушных шаров и пушечных снарядов с ядовитыми газами.
— То есть как только они ограничат правила войны, то сразу где-нибудь их опробуют — например, на Балканах, против Османской империи, — с кривой улыбкой спрогнозировал Городецкий.
— Балканский вопрос стоит остро и для Австро-Венгрии, — согласился князь. — Болгары желают сотрудничества с дойчами, а эти выскочки сербы, пользуясь поддержкой вашего царя, нагло упираются. Типичные шавки под защитой псовой своры. Надеюсь, Вы не в претензии на меня, Максим, из-за такой оценки роли России?
— Я ведь не дипломатический представитель своей страны, — широко улыбнулся Макс, — а всего лишь плейбой, желающий жить свободно и счастливо.
— Плейбой? — вывела на лоб морщинку Мари. — Играющий мальчик по-английски?
— Немецким аналогом может быть «лебеманн», хотя не вполне, — пояснил Макс. — Сейчас в Америке жизненная философия «потребления удовольствий» становится популярной.