Глава двадцать седьмая. Роза Люксембург и Константин Цеткин
На другой день Адольф, Иоганна и Катрин отбыли в Вену на поезде. Адольф еще пытался хорохориться, предчувствуя отцовскую выволочку дома, но переспорить Агату ему никогда не удавалось. Единственным весомым доводом мог стать отказ в финансах, но эти проклятые друзья вволю снабдили ее ими. Иоганне и Катрин очень хотелось, чтобы Макс тоже поехал с ними, но он показал на свои руки, намекая, что на них сейчас лежат заботы об Агате и Саше. Тем не менее уже через три дня он тоже ехал в поезде по направлению к Вене. Туда его вызвала по телеграфу Элизабет, сообщившая, что генеральная репетиция «Случайной любовницы» состоится через неделю. Макс подсуетился и сумел отправить товарными поездами почти все самобеглые транспорты: мотоцикл и гоночный болид — в Юнгбунцлау, а свой лимузин — в Вену. «Лаурин» Коловрата он оставил в Париже в распоряжении Агаты.
Ехал он, конечно, первым классом (через Старсбург-Штутгарт-Мюнхен-Зальцбург) и до германской границы блаженствовал в одиночестве. Перед Саарбрюккеном поезд остановился на пограничный досмотр, но пруссаки были молчаливы и корректны. В Страсбурге проводник привел в купе двух пассажиров: симпатичного молодого блондина (лет 22–23) и невысокую прихрамывающую женщину еврейского типа (далеко за 30), в которой сразу привлекало лицо: ястребиный нос и умные, проницательные глаза. Первоначально Городецкий решил, что это сын с матерью, однако вскоре переменил свое мнение: очень уж нежен был взгляд дамы, когда обращался на парня, и трепетны ее прикосновения к его рукам. «Да они любовники! — осознал он. — Интересное сочетание».
Дав им обустроиться в купе, Максим в него вернулся и счел нужным представиться по-немецки:
— Максим Городецки, драматург.
— Вы русский? — быстро спросила дама по-русски.
— Полурусский — полуполяк, но при этом подданный Австро-Венгрии, — ответил по-русски и он.
— Я тоже полурусский, — сказал, улыбаясь, молодой человек. — Константин Цеткин, студент.
— А я Роза Люксенбург, доктор права.
«Мамма миа! Вот это знакомство!» — удивился Макс и, видимо, чересчур сильно, так как дама вновь резко спросила:
— Наши имена Вам знакомы?
— Слышал их порознь, а, вернее, читал. Известная феминистка Клара Цеткин — Ваша мать, Костя?
— Это так. Но в немецкой прессе маму называют «борцом за равные права женщин». Она — главный редактор газеты «Равенство».
— Феминистками называют женщин Англии, — вмешалась Роза. — Тех, что борются за свои права. Вы, видимо, поклонник этой страны?
— Пожалуй, да. Прекрасной чертой англичан является склонность к юмору, которого практически нет в Германии.
— Так Вы, значит, драматург, — продолжила докапываться Роза. — Что за пьесы вышли из-под Вашего пера и в каком театре их представляют?
— Мне надо попросить у вас прощения, — состроил повинную рожицу Макс. — Я — начинающий драматург. Пьеса у меня одна, правда ее приняли к постановке в венском Бургтеатре.
— И называется она?
— «Случайная любовница».
— Ну, разумеется. Этакий красавец другую пьесу вряд ли мог написать. А действие ее случайно не в Англии происходит?
— В ней, — покаянно бросил голову на грудь попаданец.
— Странно, — сказала Роза. — Странно, что ее приняли в Бургтеатр. Я там бывала пару раз и отзывы о спектаклях читала: водевили там ставить не принято. Тем более британского происхождения.
— Я и не говорил, что это водевиль. Вполне серьезная пьеса, в духе Ибсена или Стриндберга.
— Еще страньше. Полурусский-полуполяк написал пьесу об англичанах в скандинавском духе и ставит ее в Вене. Далеко откочевали Вы от Родины, господин Городецкий.
— Это, мне кажется, в духе времени. Вот мы едем во французском поезде по немецкой земле, являемся практически русскими, но живем космополитическими интересами. Так, пожалуй, и надо. «Патриотизм — последнее прибежище негодяев» — по выражению одного из умнейших англичан 18 века, Самюэля Джонсона, литератора.
— Ого! Шикарный афоризм. Я его раньше не слышала, надо взять на заметку. Где об этом можно прочитать?
— Некто Босуэлл написал биографию этого писателя под названием «Жизнь Сэмюэля Джонсона». В Королевской библиотеке Берлина она должна быть.
— Хорошо. Так о чем все-таки ваша пьеса, Максим?
— О выборе интеллигента между обогащением и творчеством и выборе женщины между семьей и свободой.
— Что же они выбирают?
— Творчество и свободу.