— А я принес колбу с миррой, — говорит Валтасар. — Эту драгоценное масло добывают наши эфиопы, а используют женщины при воспалении влагалищ, желая быть всегда приятными мужчинам.
— Зачем непорочной деве это средство? — рассердился Мельхиор. — Да и дары наши предназначаются ребенку…
— Миррой можно полоскать рот от воспаления десен, — торопливо говорит Валтасар. — А также мазать им лишаи — дети ведь часто их где-то подцепляют!
— Ну, хорошо, — смягчился Мельхиор. — Я же принес мешочек с ладаном. Эту смолу добывают наши арабы в горах Омана. При ее поджигании образуется ароматный дым, который возносится высоко вверх и может достигать ноздрей Бога. Бог приходит от него в хорошее настроение и обращает свой взгляд на воскурителя ладана. В этот благоприятный момент можно просить Бога об исполнении своих желаний.
— Это хороший подарок, — дружно говорят другие маги. — Но надо все же узнать, мальчик ли у нее родился? Царь Ирод требовал наградить мальчика и обещал присовокупить свой подарок…
— Так идем вниз, — опять слегка рассердился Мельхиор. — Там все и узнаем.
Внизу они оглядываются по сторонам в поисках Марии.
— Вон она в ясли забилась, — подсказывает опять тот же бас из числа зрителей.
— Здравствуй, дева непорочная, — кланяются маги, а Мельхиор говорит:
— Не бойся нас. Мы знаменитые астрологи из разных концов мира. Нам было сообщение от Бога о рождении будущего царя иудейского, и мы пошли сюда, руководимые путеводной Вифлеемской звездой, которая привела нас вот в этот вертеп. Скажи, мальчик ли у тебя родился?
— Мальчик, — обреченно говорит Мария.
— Мы очень рады, — радуется за всех Мельхиор и продолжает:
— Прими дары наши своему сыну и будущему царю Иудеи.
— Вот золото, — говорит Каспер. — Обменяешь его на деньги и живи дальше без забот: все для тебя будут делать другие люди.
— Вот мирра, — говорит Валтасар. — Лечит от многих болезней. Подробности от людей узнаешь.
— Вот ладан, — говорит Мельхиор. — Воскуришь его в тяжелый момент, и Бог выслушает твою просьбу, а главное ее удовлетворит. Но это еще не все: царь Ирод обещает наградить твоего сына по-царски.
— Знаем мы уже, что такое царская награда, — отвечает скорбно Мария. — Колья вокруг его дворца пустуют редко. Среди голов, эти колья украшающих, некоторые принадлежат людям из нашей деревни, вся вина которых состояла в том, что они растерялись в Иерусалиме и вовремя не поклонились проезжавшему мимо Ироду.
— Вай, вай, — испуганно говорит Валтасар. — Я не поеду обратно через Иерусалим.
— И я, — говорит Каспер.
— Пожалуй, вы правы, — соглашается Мельхиор. — Поедем сразу в Дамаск. Прощай, Мария, пестуй своего сына и да пребудет с вами милость Божья.
Но никуда они не уходят, а кланяются вместе с Марией своим товарищам под их рукоплескания.
Глава тридцать первая. Апогей Анны Мориц
После этого тематического показа в ход пошли обыкновенные шуточные выступления: практически цирковой номер нарочито унылых артистов, длинного и низкорослого (Пат и Паташон — так определил их Макс), балетный танец в настоящих пачках и пуантах (притом что танцевали мужчины под неумолчный смех зала!), скабрезная песенка «мужа и жены» с игривыми толчками бедрами и попами и тому подобные репризы… Вдруг заиграла экзотическая музыка (отдаленно похожая на индийскую) и на середину вестибюля выбежала Анна Мориц, замотанная в какие-то цветные шали и покрывала.
— Представьте милые мужчины, что перед вами выступает Мата Хари! — громко сказала она и приступила к танцу. Его основой стало чередование раскачивания станом и плавных вращений, а сутью — снятие бесконечных покровов медленными дразнящими движениями. Но вот их стало совсем мало и при снятии очередной шали жадным мужским взглядам предстал обнаженный женский торс, прикрытый в районе грудей газовым шарфом. Но Анна продолжила танец, сняла покров с бедер и стала подставлять под взгляды свои стройные ноги и достойные похвал ягодицы (пах ее был прикрыт расшитым бисером шелковым треугольником, держащемся на цепочке, обвивавшей стан). Мужчины горячо захлопали, Анна же сорвала с груди и шарфик, мотнула титечками и побежала вверх по лестнице, волоча за собой покрывала, но не спеша их накидывать. Наградой ей стала буря оваций, в которой принял горячее участие и наш бывалый попаданец.
Его номер был в программе выступлений последним. Он переоделся в гримерной в сценический костюм (узкие расклешенные к щиколотке брюки белого цвета и желтую парчовую рубашку), взял загодя приготовленный граммофон и стал спускаться по лестнице в вестибюль. Заведя граммофон, он опустил иглу на записанную для себя пластинку и, пока игла добиралась до звуковой дорожки, повернулся к публике и сказал: