— Напрасно Вы иронизируете, Гульельмо, — улыбнулся Паллавичини. — Мсье Городецкий умудрился дважды в течении декады получить аудиенцию у султана.
— Мамма мия! — вскричал итальянский посол. — Что творится в мире! Им начинают управлять инфанте!
— Если Вы будете продолжать в том же духе, — сухо сказал Городецкий, — то окажетесь на полу с фингалом под глазом. Давайте жить дружно, мсье посол.
— Вы слышали? — засипел Гульельмо. — Он осмелился мне угрожать. Да я тебя на дуэль вызову!
— Ничего мы не слышали, — холодно заявил Зиновьев. — Вам показалось, ди Франкавилла. Вспомните о том, что Вы — дипломат, то есть искусны в улаживании конфликтов, а не в их раздувании. Это совершенно не в наших интересах.
— Если все кому не лень… — попытался ерепениться итальянец, но тут его взял под руку Паллавичини, повел в сторону и что-то зашептал по-итальянски. Зиновьев же повернулся к Максиму и сказал по-русски:
— Вы прекрасно провели этот дипломатический раунд, господин Голицын. Думаю, мы вскоре сможем так Вас называть и формально: запрос на подтверждение Вашего родства уже ушел как в Петербург, так и в Лозанну, к Вашему родителю.
— Наверно, мне присвоят фамилию Лицын, — угрюмовато предположил Макс.
— Ну что Вы, — улыбнулся Зиновьев. — Мы ведь не в 18 веке живем и не в 19-ом. Я надеюсь, что Сергей Михайлович позволит Вам носить его фамилию.
Глава сорок седьмая. Приезд Сабахаддина
«Черт меня дернул объявить себя потомком Голицыных! — переживал поздно вечером Макс, уминая под ухо подушку. — Теперь майся без сна полночи, пытаясь придумать что-нибудь в свое оправдание…». Однако минут через десять мысли его стали путаться, а еще через пять здоровый сон явился на выручку молодому организму. Утром он встал как обычно, вспомнил было вчерашние страхи и тут же махнул на них рукой: авось судьба вывезет. В окно ярко светило солнце, ветра не было и в помине, то есть погода была 100 % летная. «Самое время пташке моей позвонить, — усмехнулся Макс. — Ну, Фатеюшка, давай!» Однако он и умыться успел и одеться и с Альбером поболтать и в буфет сходить на завтрак — звонка не было, портье бы предупредил. «Что-то случилось,» — всерьез озаботился Максим. Однако сам он звонить во дворец не стал.
Тот же портье перехватил его на выходе из буфета и вручил телеграмму, в которой говорилось: «Прибываем в Стамбул Восточным экспрессом 29-го вместе с Сурья-беем. Сабахаддин». На телеграмме этой Макс настоял еще в Париже, что обязательный принц и исполнил. Теперь надо было встретить его с поезда и отвезти в родовой стамбульский дом.
Поезд, как почти всегда летом, прибыл по расписанию, но из вокзала вышли первыми Сурья-бей и его жена. Макс подошел к ним, поздоровался и посожалел, что не может их подвезти: надо ожидать принца.
— Пустяки, — вальяжно ответил сановник. — Я прекрасно доеду на извозчике. Как султан отнесся к возвращению Сабахаддина?
— Он же это возвращение инициировал, — напомнил Городецкий.
— Так-то так, но советчиков у султана много — могли успеть и отсоветовать.
— А Вы сегодня же напроситесь на аудиенцию, с отчетом — там все и узнаете, — с улыбкой подсказал Макс.
— Ну уж нет, — затряс головой придворный. — Сначала я представлю отчет своему брату, великому визирю.
— Как знаете. Значит, принц проходит паспортный контроль… А почему так долго?
— Его как известного оппозиционера трясут особо строго. Ну, до новых встреч, мсье Городецкий.
Минут через сорок Сабахаддин показался все-таки на выходе в окружении двух существ женского пола: слабо улыбающейся Камуран и 7-8-летней девочки («дочь по имени Фети» — вспомнил Макс). За ними шли два носильщика с чемоданами и узлами. Максим заспешил к ним, заулыбался и сказал с поклоном:
— Приветствую вас на земле предков, медам и мсье! Прошу занимать места в моем лимузине, а ваш объемный багаж мы сейчас пристроим в специальной нише и еще на крыше.
— Бон жур, мсье Городецкий, — корректно кивнул принц. — Вы встречались после Парижа с султаном?
— Да. И он пришел в хорошее расположение духа, узнав о Вашем скором приезде.
— Может быть, он давно не видел казни у фонтана Палача? — пошутил Сабахаддин.
— Брр… Что Вы такое говорите, — аффектированно произнес Макс. — Абдул Хамид Сегодняшний — образец просвещенного монарха. Мне кажется, он подумывает о внедрении в империи казней на электрическом стуле…
— Вы умеете поднять настроение, Максим. Так что, едем в Куру Чешм, к моей матери?
— Едем, — согласился Макс, усаживаясь за руль. — Только Вы должны будете показывать мне дорогу.