При виде Тараша Ламария зарделась еще сильнее, потупилась и в то же время незаметно для других кинула на него лукавый взгляд из-под изогнутых, как лук, тонких бровей.
Вдруг раздались громкие крики.
Тараш вздрогнул. Опять рядом с ним стоял Саур.
— Сакмисай поборол Шаха, — говорит он. Старший из трех братьев Лапариани, пожилой Кохта, все удивлялся, где мог такой образованный человек, как Тараш Эмхвари, научиться так хорошо стрелять? Кохта Лапариани — человек бывалый, однако он уверял, что никогда не доводилось ему встречать такого ученого и в то же время такого негордого князя.
— Где твой брат? — спросил он Тараша.
Тараш догадался, что Кохта имел в виду Арзакана, и ему стало приятно, что его и Арзакана называют братьями.
— В этом году, — говорит Кохта, — и башня, и дерево упали в нашу сторону — сторону Лапариани. Богатый будет у нас урожай, и выкуп Тарба пошлем хороший. Кора Махвш посылает меня посредником к Тарба. А если и не помирятся они, все равно нас не посмеют тронуть.
Тараш поблагодарил его.
Снова поднялась суматоха; раздался выстрел.
— В Лапариани стреляли! — крикнул кто-то.
Кохта Лапариани схватился за книжал и бросился вперед. За ним кинулись оба его брата.
Когда они исчезли, Тараш притаился за деревом; подождав немного, снова пошел по проселочной дороге. Он спотыкался, хотя шел по ровному месту. По всему телу разливался огонь от выпитой водки.
Шел и вспоминал лукавую улыбку Ламарии. Перед ним стоял дразнящий образ веснушчатой девушки со стройными, как у тура, ногами. И так страстно хотелось ему ласк Ламарии, как жаждущему туру хочется испить железистой воды.
Лай собак Махвша заставил его вздрогнуть.
Приласкав собак, он взбежал по лестнице башни.
В комнате, отведенной Арзакану и Тарашу, мерцал огонек. Еще в коридоре до слуха Тараша донесся женский голос.
Он вздрогнул.
Никогда еще за все время его пребывания здесь женщина не поднималась на эту башню.
Прислушался, узнал шепот Ламарии.
Приоткрыл дверь.
Арзакан и Ламария, стоя у стены, неистово целовались, потом упали на постель.
В эту минуту кто-то в темноте коснулся Тараша.
Перед ним стоял Саур.
Тараш отпрянул от двери.
— Ты уже пришел, Саур? — хрипло пробормотал он.
— Кора Махвш зовет вас. Кажется, посылает посредников к Тарба. Просил сейчас же прийти, — говорит Саур, едва ворочая языком.
Молча спустились они по ступенькам башни.
— Скажи, что сейчас приду, пусть без меня не посылает посредников. Я сейчас приду, — повторил Таращ, а сам направился по дороге, которая вела из села.
Деревни уже не было видно, когда Тараш Эмхвари остановился и взглянул на небо. Словно турий рог, был изогнут полумесяц.
И тогда громко, очень громко, почти с таким же презрением, с каким говорил Сакмисай, Тараш воскликнул:
— Фуй, Ламария! Фуй, Ламария!
Легкое облачко закрыло луну.
Долго бродил по целине одинокий человек с обнаженной головой и разговаривал со своей тенью…
МЕЗИР
До самого рассвета Эмхвари бродил по полям.
Целина тянулась вдоль всего ущелья.
Полоса тени лежала между горами. И только там, где горы сходились, над их вершиной загоралась утренняя заря.
До слуха донесся смутный гул, похожий на отдаленный грохот орудий. Нет, то были не пушки… Снова громыхнуло несколько раз подряд.
Ах, да это же первый весенний гром!
Выглянул наверх. Высоко-высоко сверкали звезды, как золотые лютики.
Отзвучало эхо, и восхитительная тишина легла на землю. Тени, отбрасываемые горами, покрывали молчаливое ущелье — словно гравюра, исполненная в темных тонах.
Потом на фиолетовом небе резкими линиями вырисовались контуры горных вершин, и эти две черные горы, тесно прислонившиеся друг к другу, казались двумя братьями-великанами, отдыхающими на поле брани после жестокой сечи.
Снова загремело. И тогда Эмхвари понял, откуда этот гром: по ту сторону отвесно обрывавшихся скал динамитом взрывали породу.
«Как близко они подошли!» — мелькнуло у него в голове. И тотчас же перед ним встало неподвижное лицо Кора Махвша, гневное и хмурое, как у состарившегося льва.
Возбуждение, вызванное хмелем, постепенно улеглось. Тараша начал одолевать такой непреоборимый сон, что он готов был броситься тут же на целину и уснуть.
Вокруг него простиралась голая равнина. Напрасно искал он хоть одно деревцо; нигде ни кустика.
Вспомнил, что по дороге ему встретилось буковое дерево. Оглянулся. Далеко позади остался тот бук.
Повернул, пошел быстрее. Сон цеплялся за ресницы. Идет, а глаза непроизвольно смыкаются. И он с завистью смотрит на эти горы, на сосновый лес, на все, что могло спать и спало. Вот доберется он до бука, бросится на землю и тоже заснет…
Алым цветом загорелись на небе облака. Поток света хлынул и растворился в воздухе. Из-под ног Тараша выпорхнул жаворонок и закружился в небе.
Тараш вздрогнул. О жаворонках он знал лишь из книг, и радостно было своими глазами увидеть, как устремился кверху этот маленький вестник зари и весны.
Тараш с особенным волнением ожидал наступления нынешней весны. У него хватило воли самому вытолкнуть колесницу своей жизни из привычной колеи. И вот шагает он по погруженным во мрак пропастям, не зная, что сулит ему завтра.
Раньше перед ним были освященные традицией, знакомые всем образцы, позаимствованные из чужих жизней. И было заранее известно, что, окончив среднюю школу, поступают в университет; кончив его, худо ли, хорошо ли, начинают служить; потом женятся, воспитывают детей… А потом? Потом умирают.
Этот путь пройден сотнями тысяч людей, ничего нового не нашедшими на нем и ничего к нему не прибавившими. Он отвергнут Тарашем Эмхвари.
Но Тараш не принадлежит и к числу тех людей, которые бегут из Парижа на Гаити, предпочитая общество «детей природы» болтовне с журналистами и художниками в монмартрских кафе. Не походит он также ни на романтических героев Шатобриана, ни на разочарованных героев Мопассана.
Тараш вернулся к близкому по крови племени. Ему нравится здесь жить. Здешний воздух ему впрок, он здоровеет и физически и духовно.
Ламария? Ну что ж! Что из того, что Ламария оказалась такой же вероломной, как и множество француженок, грузинок или немок? Другие найдутся в этой деревне сванки. Будут ли они называться Ламария или Кетино, — это безразлично.
Ему нужна женщина, которая дала бы ему немного любви, помогла бы освежевать убитого тура, сварила бы чечевицу, умела бы наладить станок и выткать сукно для ноговиц и чохи, была бы мастерица кроить и шить. Все это — такие несложные вещи, и они, конечно, вполне доступны каждой сванке.
…Второй жаворонок взвился в небо. Недалеко в кустарнике поднялось оглушительное щебетанье лесных птичек.
Тараш опустился у подножия бука, отстегнул кинжал, снял с себя чоху и, расстелив ее на земле, лег.
И снова вспомнилась Тарашу Эмхвари Ламария, ее коварная улыбка, и снова встала перед ним картина, которую он подглядел в башне: Ламария, его невеста, бесстыдно обнимается с Арзаканом.
Ничего подобного никогда не случалось с Тарашем.
Глубоко оскорбленный, лежал он под деревом, устремив взгляд на небо. Оно было усеяно облаками цвета земляники. Нет, не земляники, а цвета свежей крови! И взбаламученная кровь уязвленного самца закипела в его жилах. Порывисто вскочил, перекинул чоху через плечо, подвесил кинжал и стремительно зашагал прямо по пашням к башне Махвша.
Во дворе Кора Махвша не было слышно ни звука.
Быки лениво жевали жвачку. Спали даже собаки, утомленные суматохой предыдущей ночи. Двери башни были открыты.
Пройдя несколько шагов, Тараш увидел на ступеньках Арзакана, который спал, обхватив колени руками и положив на них голову. Он был в одном архалуке, на нем не было ни пояса, ни кинжала. Эмхвари показалось недостойным затевать ссору с мирно дремавшим полуодетым человеком.
Хотел было крикнуть: «Встань, возьми свое оружие!» Но не решился.
Неожиданно Арзакан поднял голову и посмотрел на Тараша покрасневшими глазами.