Арзакан заметил в толпе простоволосую голову Лукайя. Дети, обступив, дразнили его. Отбиваясь от их преследований, Лукайя ругался, кричал, грозил кулаками.
— Ау-у, Лукайя, ау-у! — надрывались мальчишки. Лукайя, не утерпев, пошел взглянуть на позорище, устроенное богу комсомольцами. Пытался разогнать их, но его осмеяли так же, как и его бога.
Отводил душу, крича и проклиная «нечестивцев»…
Арзакан свернул в боковую уличку и остановился у ворот. Во дворе, под навесом, дети играли поясами в «лахти». У старших загорелые щеки и черные колени. Бескровные лица малышей желтели, как вареная айва. Они смотрели на игру, меланхолически улыбаясь. У одного из них, самого младшего, рожица совсем желтенькая. Даже зрачки имеют лимонный оттенок. Животик раздутый, на подбородке сыпь.
«Уж эта лихорадка, лихорадка…» — подумал Арзакан, глядя на малыша, и вспомнил колхидские трясины. Два года проработал Арзакан на осушке губительных болот.
«Мы — большевики! Мы возьмем и эту неприступную крепость! Уничтожим малярию, губящую колхидских ребятишек», — так он говорил сам себе.
Малыш показался ему знакомым. Он улыбнулся Арзакану.
— Скажи, бутуз, ты Ута?
Ребенок кивнул головой.
— Дзабули дома?
Дзабули оказалась дома, и мальчик пошел с Арзаканом.
Дзабули прежде не стеснялась Арзакана. Сколько раз они купались вместе… Но сейчас, когда перед ней стоял взрослый юноша, она быстро запахнула кофточку и оправила короткое платье.
Девушка смутилась… Арзакан быстрым взглядом окинул ее ширококостную крепкую фигуру. Она не отличалась ни грациозностью линий, ни пластичностью форм.
Мысль о Тамар жалила острой тоской, но дыхание теплоты и мягкости, исходившее от этой девушки, успокаивало его томившуюся душу.
Арзакан сидел на стуле ссутулясь, с трудом сохраняя равновесие: вот-вот свалится от смертельной усталости. Выпрямиться не было сил… И вместе с тем близость девушки не оставляла его равнодушным, его тянуло к ней. Но он обладал истинно абхазской выдержкой. Если бы не эта выдержка, — упал бы на колени перед тахтой, на которой сидела Дзабули, прижался бы щекой к ее ногам… И как рукой сняло бы все обиды и всю боль, пережитые им за последние дни.
Дзабули передались волнения и тревога Арзакана. Но женская осторожность держала ее начеку. Делая вид, что оба они спокойны и она не замечает ни своего, ни его волнения, хозяйка занимала гостя, вспоминала минувшие дни, совместно проведенные отроческие годы, когда они босиком бегали в школу и не задумывались над тем, что один из них мальчик, — другая — девочка.
Потом заговорила о местных новостях.
Арзакан старался поддержать беседу, даже засмеялся раза два.
С терпеливой покорностью он ждал минуты, когда Дзабули исчерпает запас своих воспоминаний и невинных сплетен, перестанет болтать о пустяках и хоть словом обмолвится о Тамар.
Тогда Арзакан осторожно спросит, где она теперь…
В течение всего дня, усталый и больной, тщетно искал он человека, который сказал бы ему о том единственном, что его интересует.
И вот пришел к Дзабули. Только за этим пришел. И опять ничего.
Дзабули интересуется скачками. Арзакан лениво отвечает ей. Он совсем потерял надежду узнать сегодня о Тамар хоть что-нибудь.
Разговор о лошадях иссяк. Дзабули заговорила вдруг о Тараше Эмхвари. И никогда еще в груди Арзакана не вскипала такая злоба, как сейчас, когда он услышал это имя, которым клялся когда-то, — имя его молочного брата, друга детства, сосавшего вместе с ним одну грудь.
Есть ли на свете человек ближе того, с кем вместе учился ходить, вместе слушал сказки, делил игрушки и первые детские шалости? Таким самым близким человеком был когда-то Тараш для Арзакана.
А сейчас!..
Арзакан узнал, что Тараш приехал раньше его очамчирским поездом.
«Где же, где же сейчас Тамар?» — терялся он в догадках.
А Дзабули продолжала расхваливать Тараша Эмхвари.
Тараш получил ученую степень в Европе. Французская академия наук издала его исследование об абхазском языке. Предисловие написала мировая знаменитость. Грузинские научные круги возлагают большие надежды на молодого ученого, один из знатоков выразился так: «Если у Эмхвари хватит выдержки для научной деятельности, то он всех нас забьет…»
Ученицы техникума посвящают Тарашу стихи… И даже некоторые весьма почтенные дамы теряют при нем свою обычную сдержанность… Они в восторге от его широких плеч, больших ястребиных глаз, изящной фигуры, абхазской вежливости.
Дзабули не умолкала. Тараш в Тбилиси жил в гостинице «Ориант», завел там флирт с какой-то американкой, и эта совсем не романтическая особа пыталась отравиться из-за него стрихнином. И еще — он отбил жену у одной важной персоны, но через месяц вернул ее мужу…
За границей Тараш из-за женщин несколько раз дрался на дуэли. Дважды он был ранен, а в Париже убил, сам того не желая, какого-то американского фабриканта; тот полез на рожон, не зная, с каким замечательным стрелком он имеет дело. Вообще у Тараша было много любовных авантюр.
Арзакан все больше мрачнел, слушая все это. И Дзабули с ее тяжелым телом стала вдруг ему противна, как гадюка. Только сейчас заметил Арзакан, какой у нее большой рот и слишком тонкие губы.
Он уже собрался уходить, когда Дзабули произнесла, наконец, имя Тамар. Ее голос был при этом безразличен и холоден, но Арзакана сразу бросило в жар. Это короткое слово мгновенно согрело его.
Тамар собиралась ехать в Тбилиси, возможно, что она уже уехала… Ей очень хочется поступить в университет.
Дзабули заговорила о другом, но ее болтовня уже не доходила до Арзакана. Кажется, она что-то рассказывала о своей болезни.
Арзакан раздумывал над тем, что услышал. Ему хотелось, чтобы Дзабули еще раз произнесла это имя: Тамар, Тамар, Тамар! Еще раз, еще и еще!..
Почему Тамар так стремится в Тбилиси? Уж не потому ли, что и Арзакан этой осенью собирается поступить в университет?
Нет, причина другая…
Университет предложил Тарашу Эмхвари кафедру. Конечно, Тамар хочется быть поближе к нему, стать его слушательницей, а потом… А потом — кто знает?
И бездной разверзлось перед Арзаканом это «потом». Ведь и сейчас, едва Тараш начнет говорить, — Тамар замирает, будто перепел на жнивье. Опускает свои веерообразные ресницы и вся обращается в слух. И никогда она не спорит с Тарашем. Каролина — та сейчас же вцепится в него, если с чем-нибудь не согласна. А Тамар?
Никому она не признается, как расценивает взгляды и поведение Тараща. Сколько раз пытался Арзакан вызвать ее на откровенность, узнать, как она относится к тому, о чем рассказывает Тараш. Но Тамар или отмалчивалась, или меняла тему разговора.
О, как ненавидел ее Арзакан за это молчание! Ведь оба они — друзья его детства. Нет, нет… Они все-таки чужие ему. Они князья! Князья и в молчанье поймут друг друга лучше, чем его, крестьянского сына.
Сколько раз приходил он в бешенство от молчания Тамар, глухого, как вот эта сырая стена!
Вдруг Арзакан встрепенулся: Дзабули вновь заговорила о ней.
Оказывается, Дзабули убедилась, что Тамар не ценит друзей. Как всякая красивая девушка, она эгоистична и непостоянна. Как всякая княжна, — ветрена и любит лесть.
Она скрытна и даже в наше советское время не может сбросить с себя шервашидзевскую спесь.
Арзакану слова Дзабули показались справедливыми. В самом деле, разве Тамар не стала относиться к нему с холодком с тех пор, как Тараш Эмхвари возвратился из-за границы?
На Тамар, очевидно, произвели впечатление и подстриженные по-английски усы Тараша, и подбритый затылок, и его умение красноречиво промолчать среди беседы или подать язвительную реплику, и аромат парижских духов, который источают его платки.
С точки зрения абхазца, всему этому, конечно, невелика цена. Но женщины смотрят иначе.
В присутствии Тараша Тамар сразу оживляется. Она шутит с ним, дурачится, примеряет на себе его клетчатую кепку, кашне… Так она забавляется, пока Тараш не заспорит о чем-нибудь с Каролиной. Тогда Тамар затихает и слушает их разговор, стараясь не проронить ни слова.