Я советовал Арзакану продать коня. Зять мой Арлан собирается купить себе лошадь; пожалуй, возьмет, если продадут.
До начала скачек оставалось минут десять. Взволнованный Шардин Алшибая, торопливо расталкивая толпу, напиравшую на ограждение, пробирался к театральной площади.
И вот стало известно: Лакербая выздоровел и заявил, что примет участие в скачках, а Брегадзе отказался выступать. Таким образом, на Гунтера сел его владелец. Таранту достался Дардиманди.
Ровно в час дня с театральной площади поскакали четверо: Арзакан Звамбая, Тараш Эмхвари, Лакербая и тбилисский жокей Абдулла Рамаз-оглы на гнедом Норио.
Разыгрывалось три приза.
Первый — для больших скачек, за семикратный пробег по три тысячи метров, второй — для средних, за пятикратный, и третий — для малых скачек, за троекратный.
Тамар, Дзабули, Каролина и Гвандж Апакидзе стояли у подъезда театра.
Карты Гванджа оказались спутанными этими неожиданными изменениями, и он решил ограничиться ролью зрителя.
С восторгом следили женщины, как с площади рванулись кони: караковый, цвета львиной шерсти, гнедой и огненный.
— Хайт, дурной ты этакий! — взвизгнул Гвандж Апакидзе.
— Что случилось, крестный? — испугалась Тамар.
— Разве не видишь, что у Тараша спустились полы чохи?
Тамар рассмеялась.
— Тебе смех, а это большой позор! В старое время не то что с Эмхвари, даже с каким-нибудь дворовым никогда не случилось бы такого!
Караковый, цвета львиной шерсти, гнедой и огненный летели вровень. Великолепный день, рокот толпы, из недр которой вырывались шумные возгласы восторга, все больше возбуждали всадников.
Дардиманди цвета львиной шерсти и караковый Арабиа неслись рядом, голова к голове.
Арзакан испытывал ощущение счастья от того, что скакал рядом с другом детства; ему казалось, что это тот самый маленький Тараш, с которым в далекие годы они вместе носились верхом. Точно время пошло вспять, точно возмужалые Арзакан и Тараш снова превратились в детей и снова беззаботно гонят своих коней по окумским лугам, как в те ночи, когда их радовали первые весенние всходы, темные ночи, проведенные на мельнице, возвращение домой в сумерках, теплое молоко перед сном и беспечный сон на коленях матери.
Справа и слева от них скакали коренастый Рамаз-оглы и долговязый Лакербая. Отстав на длину лошадиной шеи, Лакербая начал по абхазскому обычаю стегать жеребца справа и слева.
Абдулла Рамаз-оглы съежился в седле.
На голове у него таджикская тюбетейка. Пригнувшись к шее лошади, он щурил свои раскосые глаза. Лицо сияло задором. Он торжествовал. Его Норио шел вровень со знаменитым Дардиманди и с прославленным на всю Абхазию Арабиа.
Вдруг Тараш услышал детские крики и возгласы. И сразу вспомнил наставление Гванджа Апакидзе. Слегка наклонившись, он заложил правой рукой полы чохи за пояс. Из-за этого он чуть замешкался, и Арзакан опередил его на заячий прыжок.
Тараш припал к гриве коня, пришпорил его пятками.
Знаменитый тбилисский жеребец, задетый тем, что его обогнал герой Абхазии, рванулся и, помчавшись быстрее ветра, опередил Арабиа на олений прыжок,
«Как, опередить меня на прыжок оленя?»
Арабиа заволновался сильнее хозяина. Он больше, чем Арзакан, не выносил, чтобы кто-нибудь обгонял его.
Арзакан замахнулся плетью на своего любимца. Разгоряченный конь чуть дернулся в сторону. Воспользовавшись этим, Дардиманди поскакал к финишу по кратчайшей прямой. Гром дружных аплодисментов приветствовал финиш первого заезда.
Но не успел Дардиманди пролететь дистанционную черту, как его настиг Арабиа, отставший всего на длину лошадиной шеи.
Норио и Гунтер следовали на расстоянии лошадиного корпуса.
Арзакан и Тараш мчались почти вровень, так что аплодисменты относились к ним в равной мере.
Вспылив, Арзакан сильно хлестнул своего жеребца.
Дардиманди не привык к плети. Даже свист ее пугал коня, и поэтому, еще более разгоряченный, он опередил Арабиа на длину циновки.
Арзакан разъярился. Снова свистнула плеть. Но распаленный Дардиманди несся как бешеный, копытами выбивая искры.
Злость охватила Арзакана. Огонь соперничества, возникшего еще в детские годы, снова вспыхнул в его сердце здесь, под сенью чинаровой аллеи.
Вот маленькие Арзакан и Тараш, шаля, ластятся к груди Хатуны. Правую грудь сосал Тараш, левую Арзакан. Вдруг Тараш ухватился за левую.
— Это моя грудь! — крикнул Арзакан и шлепнул его по щеке. Избалованный кормилицей Тараш возмутился и ущипнул молочного брата за щеку. Арзакан вцепился в лицо Мисоусту, и оба заревели.
Не то же ли повторяется и сегодня?
Тараш во всем опередил Арзакана. Успев объездить весь мир, получив европейское образование, он добивается Тамар, заигрывает и с Дзабули. «Ему мало звания ученого, ему нужна еще слава мастера наездничества», — пронеслось в сознании Арзакана.
Подхлестнув Арабиа, он нагнал Дардиманди. Морда Арабиа была на одной линии с мундштуком Дардиманди. Лакербая несся вслед за ними, Абдулла Рамаз-оглы отстал на два лошадиных корпуса.
Во второй группе Джото Гвасалиа скакал последним на Цире Каца Звамбая.
Арзакану случалось несколько раз арестовывать Джото за контрабанду. Старая ненависть против Арзакана вспыхнула в душе Гвасалиа. Он пронзительно гикнул.
Кац дожидался его у поворота. Когда Гвасалиа поравнялся с ним, он выхватил у него повод, перекинул себе через шею и, гикая, пришпорил Циру. Вскоре Кац стал нагонять всадников.
В третьей группе первым скакал Малазониа. За ним Иналыпа Чичаги на белой кобыле, рядом — его молочные братья. Они стреляли из пистолетов и кричали как оглашенные, подзадоривая изможденных коней.
Последнюю группу вел Беслан Тарба. Семеро братьев Тарба подбадривали лошадей возгласами «ахахаит» и взмахами плети, распаляя чалого мерина Беслана. Решид Гечь, в красной чохе, исступленно выкрикивал что-то по-абхазски.
Неожиданно из этой группы вырвался Эдирбей Чанба на низкорослой абхазской кобыле. Стремительно перегнав пятерых всадников, он очутился рядом с Кац Звамбая.
Обоих перегнал Малазониа.
Кац оставил позади и Иналыпу Чичаги и Решида Гечь. Бросив взгляд на Эдирбея Чанба, вспомнил, как некогда обскакал его в Очамчире… Стегнул плетью Циру и догнал Малазониа.
Зычно гикнув на Циру, он пронесся мимо Рамаз-оглы. Тот пронзительно крикнул на свою лошадь по-тюркски и наверстал потерянное расстояние. Но Кац зарычал и перегнал его на прыжок горного тура.
Кац Звамбая решил побить и воспитанника, и сына. Пусть посмеют когда-нибудь назвать его стариком!
Арзакан услышал клич отца.
Изо всех сил хлестнув Арабиа, обогнал и отца и Малазониа.
В первой паре летели Арабиа и Дардиманди, узда к узде, шея к шее, голова к голове.
И в седьмой раз раздались аплодисменты.
ИСПОВЕДЬ ДВОРЯНИНА
Гвандж Апакидзе потерпел поражение. Приз больших скачек был поделен между Арзаканом и Тарашем.
А он-то думал: вот побьют Арзакана, и тот с горькой досады продаст опостылевшего ему жеребца Арлану, и достанется Арабиа Гванджу в качестве авандара — подарка, который жених подносит своему будущему тестю…
Свадьба Арлана была назначена на вечер того же дня.
Арзакан не собирался на ней присутствовать. Он и Чежиа были не в ладах с Арланом, окружившим себя сомнительными людьми и проводившим коллективизацию недозволенными методами.
Чрезмерное усердие проявлял Арлан и в борьбе с религией, не щадил религиозных памятников. Так прославил он себя сожжением пятисотлетнего дуба в Дурипши. По его распоряжению было уничтожено несколько кузниц, в которых культивировалось поклонение наковальне — апшира. Он же дал приказ снять колокола с древнейших храмов в Сванетии, Абхазии, Мегрелии.
Арлан увлек за собой зеленую молодежь. Его «революционеры колоколен» ревностно снимали колокола по всей Абхазии.
По многим вопросам Чежиа приходилось сталкиваться с Арланом. Однако с мнением Арзакана он не согласился.
Чежиа объяснил своему другу, что не поехать к Аренба Арлану в день свадьбы значило бы нанести ему оскорбление и без всякой пользы обострить отношения.