Ничего толкового мне в голову не приходило. Помог сам Костя.
— Еще чай будешь? — спросил меня он.
— Нет, — ответил я.
— Тогда я помою посуду.
Он собрал со стола чашки, отнес их в раковину и начал ополаскивать. Я понял, что он все-таки хочет полностью скрыть следы моего пребывания в этой квартире.
— Я пойду плейер твой послушаю, — сказал я, поднимаясь.
— Угу, — буркнул Костя.
Никакой плейер я слушать не пошел, а нырнул в комнату, где еще не был. Я сразу увидел эту машинку, она стояла на письменном столе у окна, И рядом стопкой лежали большие общие тетради и папки. Времени у меня было в обрез, надо было действовать быстро. Долго ли помыть пару чашек и со стола вытереть.
Я стремительно пересек комнату и раскрыл первую попавшуюся папку, и первый же лист был отпечатан на пишущей машинке. Я его вытащил и, скомкав, сунул в карман.
Едва я вышел в коридор, как услышал, что Костя уже возвращается с кухни. Надеть наушники я бы не успел, поэтому бодро пошел к нему навстречу и спросил, где здесь у них туалет. По-моему, Костя так ничего и не заподозрил.
Сидя в штанах на унитазе, я развернул похищенный мной листок. Это была копия заявления по работе. Костин отец просил в нем, чтобы его перевели на должность старшего научного сотрудника. Ну, копию можно и вовсе не возвращать, успокоился я. Жаль правда, что это не оригинал, а сделано под копирку. Но, наверное, и этого окажется достаточно. Я аккуратно разгладил заявление, сложил его вчетверо и сунул в карман. Слил воду из бачка; И тут…
Тут я услышал то, чего так опасался Костя. Кто-то проворачивал ключ в замке входной двери. Немного досадуя, но и любопытствуя, я вышел из туалета.
Самые худшие Костины опасения сбылись, его отец вернулся с работы раньше времени. И я понял, почему Костя не хотел, чтобы мы сегодня повстречались с Виктором Викторовичем. И какого сорта у него неприятности, я тоже сразу понял.
Несмотря на то, что на дворе была осень, Виктор Викторович вошел в квартиру в темных летних очках. Только все равно они мало чего скрывали: темно-синий, как слива, фингал выглядывал из-под них и расплывался свинцово-фиолетовым разливом еще чуть ли не на половину щеки.
Виктор Викторович обернулся и вздрогнул, увидев меня.
— Здравствуйте, — поздоровался я.
— Привет, — немного недоуменно и не очень гостеприимно произнес он.
— Это Саша, — вышел из своей комнаты Костя, — мы с ним вместе ходим в клуб скаутов.
Я отметил про себя, как профессионально соврал Костя.
Костин отец покивал головой, пробурчал что-то невразумительное и ушел на кухню. Мы с Костей вернулись в его комнату. Он устало опустился на кровать.
— Ты прости, что так вышло, — извинился я.
— Да ладно, — Костя вяло отмахнулся.
— Это откуда у него?
— Вчера кто-то поставил, — Костя сразу понял, что я спрашиваю о синяке. — Матери сказал, что хулиганы, а лиц в темноте не разглядел.
— Врет, — сказал я.
Костя промолчал, понурив голову, но я понял, что в принципе он согласен.
— Что ж ты раньше не сказал? Впрочем, понятно… Но это зря, ты мне каждую мелочь сообщать должен. Иначе мы не докопаемся. А тут вообще… Нападение, и ты молчишь. Эх, расспросить бы его!
— Он тебе ничего не скажет, — медленно проговорил Костя.
— Да я знаю, — согласился я.
— И никому ничего не скажет, — все так же медленно сказал Костя.
— Зря, милиции надо сказать, — я глянул Косте в глаза и заметил, что они красные и блестят. Мне вовсе не хотелось быть свидетелем позора этого симпатичного парня, я сделал вид, что ничего не замечаю.
— Ладно, мне пора идти, — я дружески хлопнул его по плечу. Костя через силу улыбнулся.
— Жди моих звонков, ладно?
Я уже направился к выходу, когда дверь в комнату отворилась, и на пороге появился Костин папа. Он снял очки, и то, что оказалось под ними, назвать даже фарой было бы слишком слабо.
— Вы обедали? — спросил нас Виктор Викторович.
— Нет-нет, спасибо, — заторопился я, — мне уже надо идти.
Костя проводил меня до лифта. Дома я под лупой сверил шрифт текста на похищенном мною листке с тем, которым была напечатана записка с инициалами "В. В. К.". Ничего похожего. Даже козе стало бы понятно, что здесь работали на двух разных машинках. Стало быть, это печатал не Виктор Викторович, а кто-то другой с такими же инициалами или же тот, кто хотел его подставить. И при этом скрыть свой почерк.
По крайней мере, я был рад, что мои слабые подозрения в отношении Костиного отца рассеялись как дым".