— Я запомню.
— Да, получше запомни, — сказал Дино свирепо. — Если они от тебя что-нибудь узнают, я перережу тебе глотку. Сам, лично.
Хоакин заколебался. Он нервничал и чувствовал себя несчастным. Ему хотелось сказать, что он их не подведет, что ему можно доверять, что не надо так на него орать и так угрожать ему, что он им — равный… Но он не нашел слов, неловко повернулся и вышел; Керли Бейтс последовал за ним.
— Не надо так давить на него, Дино, — сказал Пэкстон, когда Хоакин ушел. — Он сделает все, что нужно.
Дино презрительно выпустил сигаретный дым. — Знаю я таких, — сказал он. — Полиция его прижмет, он расколется и начнет болтать.
— Ты кое-что забыл, — ответил Пэкстон. — Ему не о чем будет болтать. Мы исчезнем. На одном из Тысячи островов, — повторил он с нажимом. — Джо не знает, на каком именно.
* * *Эллен Харпер Харрисон все надоело. Вернее, она скучала настолько, насколько позволяла себе скучать. Конечно, путешествие из Рочестера до Монреаля было приятным, а Королевский клуб на реке Святого Лаврентия находился в красивом и приятном месте, и здесь было хорошо. Верно, что налицо достаточно и даже весьма лестное внимание множества молодых людей к «Стригущей», при этом, хотя они — моряки-любители, внимание это вовсе не связано с проблемами мореходства. Конечно, ей нравились молодые канадцы — они ей казались менее наглыми, более воспитанными, чем многие их американские сверстники. (Когда она попросила отца объяснить, почему это так, он ответил: — «Парламентская демократия», что показалось ей очень странным объяснением.)
Но несмотря на все это, она скучала. А причина была в том, как она поняла, что ей скучно без Грега Перринга, которого она еще недавно считала своим женихом. И это обстоятельство тоже вызывало ее ярость.
Ее отец, читавший свою утреннюю газету под тентом на палубе яхты, случайно взглянув на Эллен, заметил на ее лице выражение такого явного неудовольствия, что тут же встревожился.
— В чем дело, детка? — спросил он. — Ты выглядишь так, будто готова потопить нашу яхту собственными руками.
— Ничего похожего, папа, — ответила девушка, успокаиваясь под его взглядом. — Я просто задумалась, вот и все.
— Рад, что не нахожусь в зоне обстрела. Или, может быть, нахожусь?
— О нет, дело не в тебе, — ответила Эллен. — И не в яхте. Да и в чем она виновата. Все дело в Греге.
— В этом мямле?
— Да, в этом слабаке. — Снова взвинченная, она посмотрела на отца в упор. — Что это за игры такие, скажи, пожалуйста. Он ведь здесь живет. Почему он не приехал ко мне?
— А он знает, что ты здесь?
— Конечно. Я ему сообщила в последнем письме. — Она заметила улыбку на лице Харрисона и не могла удержаться от реплики: — Ну да, месяц назад. Но он знает! Он такой методичный. Наверняка записал это в свой дневничок. Так почему он не здесь?
— Полагаю, сама ты не могла ему позвонить?
— Ты что, папа, не в своем уме?
Джон Харпер Харрисон хмыкнул. Он вовсе не был согласен с дочерью, но знал, что не разбирается ни в делах такого рода, ни в психологии этого поколения. Если Эллен так уверена, что нравы середины двадцатого века не позволяют ей позвонить молодому человеку, которого, по всей видимости, она до смерти хочет видеть, значит Эллен права, а он, ее отец, ошибается, и все тут. За последние годы он сделал несколько подобных открытий и научился склонять голову перед фактами.
Чтобы переменить разговор, Харрисон, прежде чем вернуться к своей газете, спросил: — Опять днем поедешь загорать на моторке?
— Наверно, — ответила Эллен без энтузиазма. — Вообще-то мне лень. Возможно, не поеду.
Внезапно рядом с ними раздался грохот: Джо, пытавшийся удержать пепельницу, в конце концов уронил ее, и она разбилась на куски.
— Джо, — сказал Джон Харпер Харрисон укоризненно, — что такое?
— Сэр, очень сожалею! — Джо стал неуклюже собирать куски пепельницы. Наконец покончив, с этим, он выпрямился и спросил Эллен: — Вы поедете на лодке, пожалуйста?
— Не знаю, Джо. Если захочу поехать, скажу механику.
— Хороший день, много солнца, — сказал Джо на удивление настойчиво.
— Я скажу механику, — повторила Эллен.
— Знаешь, — сказал ее отец неожиданно изменившимся тоном, — думаю, что ты все-таки поедешь.