Война в Америке приняла затяжной и трудный характер. В связи с этим Маркс окончательно лишился своего постоянного заработка в «Нью-Йорк дейли трибюн». Но эта личная неудача нисколько не повлияла на его все возрастающий интерес ко всему происходящему в Новом Свете. Он от всей души желал победы северянам и неотрывно следил за развитием военных действий. Считая себя не особенно сведущим в военном деле, Карл постоянно расспрашивал Энгельса о значении событий на далеких фронтах, и Фридрих с глубоким, чисто профессиональным знанием дела подробно сообщал ему свои выводы и предположения по поводу военных действий в Америке.
— Ты отличный тактик и стратег, — сказал как-то Карл, когда Фридрих объяснял ему и Женни сложность войны внутри одного государства.
Было это летом, когда Энгельсу на несколько дней удалось вырваться в Лондон. Окна домика на Графтон-террас были настежь открыты. В палисаднике цвели жимолость и желтые ирисы. На рабочем столе Карла лежала большая карта Америки, и над ней склонились три головы — седая Карла, темно-русая Фридриха и каштановая, как бы чуть посыпанная кое-где пеплом, Женни.
— Северяне допускают непростительную ошибку, — чуть заикаясь от волнения, объяснял Энгельс, — они не освоили еще методов ведения гражданской войны. Смотрите, как оголены их фланги. Необходимо немедленно ввести в дело вновь образованные корпуса, а вместо этого они вот уже больше месяца держат их на расстоянии почти что пятисот миль от поля боя.
— Право же, вы подмечаете каждый стратегический промах, пользуясь информацией и картой, так, точно находитесь непосредственно на поле боя, — заметила Женни, ласково поглядев на возбужденное лицо Энгельса.
Как всегда, дни, проведенные друзьями вместе, промелькнули с досадной быстротой. Фридрих уехал. Помчались письма из Лондона в Манчестер и обратно. Маркс писал чаще, нежели Энгельс. Это объяснялось тем, что в столице он бывал иногда лучше осведомлен обо всем, интересовавшем обоих.
Летом 1861 года Маркс участвовал в устройстве митинга протеста против ареста Бланки и тяжелых условий его заключения. Судьба этого великого революционера постоянно волновала Маркса. Позднее он переслал в Париж деньги, собранные немецкими эмигрантами, на издание брошюры о процессе Бланки, на котором старый боец держался, как всегда, героем.
Осенью до Энгельса дошла весть об изменившейся судьбе одного из знакомых ему русских узников, бежавших в Америку.
«Побег Бакунина меня очень обрадовал, — тотчас же написал он Карлу. — Бедняга, наверное, здорово настрадался. Совершить таким способом путешествие вокруг света!»
Венская газета «Пресса», на которую Маркс возлагал столь большие надежды, подвела его. Вопреки обещаниям, она не только редко печатала его статьи, но к тому же платила только за одну из пяти.
Маркс и его семья уже не раз находились на краю бездонной нищеты, но 1862 год грозил стать для них еще более катастрофическим, нежели все предыдущие.
«Если он будет походить на старый, то, по-моему, пусть идет к черту», — писал Карл в Манчестер в конце декабря.
Новый год оказался действительно хуже того, которому пришел на смену. Снова над домиком № 9 по Графтон-террас нависли унизительные лишения и угроза долговой тюрьмы. Прекращение сотрудничества в «Нью-Йорк дейли трибюн» тяжело сказалось на жалком бюджете Маркса. Долги росли. Семья из шести человек требовала больших расходов. Энгельс посылал непрерывно, но небольшие суммы, так как сам был денежно все еще не устроен.
Носильные вещи Карла, Женни, всех детей и даже Ленхен были давно заложены в ломбарде. Не было больше денег не только на то, чтобы оплачивать взятый в лучшие времена напрокат рояль, но и рассчитаться с мясником и булочником. Попытка расплатиться с одними долгами влекла новые. Нужно было изловчаться, хитрить, просить об отсрочках, чтобы предотвратить выселение из квартиры и накормить детей. Здоровье Карла было надорвано. Тело покрылось карбункулами, начались тяжелые недомогания, связанные с застарелой болезнью печени. Раздражительность возрастала тем больше, чем мучительнее тянуло его к работе над продолжением книги по политической экономии. Нищета порождала горестные вспышки.
Как-то летом утро началось с подсчета долгов, не терпящих отлагательств с оплатой.