На следующий день директор пригласил к себе Гутмана и сказал:
– Цви, мы решили включить в экипаж механика и электрика.
Увидев, что Гутман озадачен, директор добавил:
– Полет очень долгий, а в том районе почти что нет самолетов типа «Британия». Поэтому мы опасаемся, что в случае неполадки не сумеем найти мастера, знающего машину. Кого ты порекомендуешь вторым механиком?
– Электриком берите Негби. А что касается механика...
И тут он подумал, что и сам вполне мог бы полететь. Чем плохо повидать Южную Америку, где у него живут родственники, и кто знает, когда еще такая возможность представится?
– Механиком рекомендую самого себя, – сказал он, смутившись от своей нескромности.
Директор сдержанно принял предложение. Цви был, что называется, «пружиной» мастерских, как еще без него дела пойдут?
В полете Цви смог перевести дух и отдохнуть. Он был доволен состоянием самолета: все механизмы работали исправно. Цви незаметно разглядывал членов делегации. Все же не каждый день доводилось ему бывать в обществе таких важных персон. Заметил он и троих незнакомцев, которые не были работниками авиакомпании, и решил, что это телохранители членов делегации.
– Любят у нас преувеличивать, – сказал он себе. – Специальный рейс, да еще телохранители? Но мне-то какое дело?
Во время полета Цви зашел в багажный отсек, и тут его поразили кое-какие предметы, предназначение которых ему было неизвестно. Вернувшись в салон, он стал интересоваться у коллег, но и те понятия не имели, что это там такое в багажном отсеке. Тут Цви заметил, что один из телохранителей прислушивается к его расспросам, и решил прекратить разговоры на эту тему.
Однако на том неожиданности не кончились. Незадолго до посадки в Буэнос-Айресе трое незнакомцев зачем-то переоделись в форменную одежду авиакомпании. На этот раз Цви прикинулся, будто ничего не замечает.
На последнем отрезке пути из Дакара в Ресифе самолет попал в полосу тропической бури. Экипаж прилагал все усилия, чтобы машину не трясло. В пять утра приземлились в Ресифе. Час был ранний, но на летном поле самолет встречали наш посол в Бразилии Йосеф Текоа и неколько тысяч евреев, пожертвовавших сном ради встречи с израильской делегацией. Собравшиеся с восторгом приветствовали израильтян и разобрали на память все, что только могло сойти за сувениры. Глава местной общины и раввин пригласил экипаж и пассажиров на прогулку по городу.
Тем временем Мегед и Кедем пошли к начальнику аэропорта, чтобы зарегистрировать график полета, как это принято. Узнав, что нашему самолету не выдано разрешение на полет, они забеспокоились, Мегед предложил вообще отказаться от полета в воздушном пространстве этой страны: можно ведь повернуть назад и пройти над морем. И тут начальник аэропорта уточнил: наш самолет может пролететь над Бразилией, но у него нет разрешения на взлет. Наш посол в Бразилии Йосеф Текоа и глава делегации пытались уговорить начальника, но он стоял на своем.
Мегед заподозрил неладное: уж не просочилась ли сюда из Аргентины кое-какая информация, иначе трудно объяснить столь внезапные осложнения. Кедем и Текоа отправились в израильское консульство в городе, чтобы связаться с центральными opганами бразильской гражданской авиации, но не смогли наладить связь. Вернувшись на аэродром, они увидели, что Мегед размахивает какой-то бумажкой. Это было разрешение на взлет. Проблему решили с помощью представителя аргентинской национальной авиакомпании. Мегед немедленно добыл телеграфное подтверждение того, что разрешение на полет выслали в Ресифе еще накануне.
Но и после того, как пассажиры заняли места в самолете, начальник аэропорта нашел причину для задержки рейса. Он потребовал от Мегеда подписать декларацию с широким юридическим диапазоном – действие, не принятое в международной практике полетов. Мегед отклонил требование, и после длительных переговоров начальник удовлетворился декларацией, упоминавшей место взлета, график рейса и его цель.
Инцидент в Ресифе расстроил наших людей. Мегед, само собой, волновался больше всех, а Нешри, не посвященный во все подробности операции, вообще решил, что дело провалилось.
30. Последние приготовления
Из-за инцидента в Ресифе самолет опоздал на два с половиной часа, но это не повлияло на церемонию встречи в Буэнос-Айресе. Перед самолетом расстелили красный ковер, оркестр исполнил гимны Израиля и Аргентины, а дети размахивали флажками обоих государств. Кроме официальных лиц, представлявших страну-хозяйку, самолет встречали работники нашего посольства и главы еврейской общины. Одним словом, делегацию приняли торжественно и тепло.
Как только члены делегации сошли по трапу, Дан Авнер поднялся в салон и объявил механикам, что они обязаны оставаться в самолете и охранять его вечером и ночью, поскольку есть основания опасаться вредительства.
Механики приуныли. Обидно проделать столь долгий путь до Буэнос-Айреса и не повидать славящийся своей красотой город. Цви огорчался, что не сможет встретиться с родственниками. Как он объяснит это своему отцу?
В ту ночь некоторые члены экипажа ночевали в гостинице аэропорта, остальные, в том числе оба пилота, расположились в большой гостинице в центре города.
К прибытию делегации я перевел мой «штаб» в кафе рядом с аэропортом, и уже через час после посадки спецмашины выслушал отчеты о мерах по ее охране и подготовке к обратному пути. Согласно нашему плану, самолет возвращался без делегации на борту. Глава ee собирался отправиться из Аргентины в США, а остальные официальные лица тоже оставались в Америке. Поэтому самолет задержится только на время технического осмотра и отдыха, предусмотренного международными правилами для экипажа.
За самолетом постоянно наблюдали наши люди. Мы сделали это под тем предлогом, что противники Израиля, недовольные теплым приемом, оказанным нашей делегации в Аргентине, могут попытаться вывести из строя машину. На деле же я хотел выяснить, не заподозрил ли кто-нибудь связь между нашим спецрейсом и похищением Эйхмана. Если да, то за самолетом и членами экипажа попытаются устроить слежку. А это уже давало нам шанс установить, кто интересуется судьбой Эйхмана.
Мегед и Кедем явились в мое «дежурное» кафе вскоре после прибытия самолета. Выглядели они усталыми, я объяснил это долгим перелетом. Но их всерьез беспокоил инцидент в Ресифе. Йоав заявил мне, что выполнит любое мое распоряжение, кроме одного: еще раз приземляться в Ресифе. Кедем просто недоумевал: еще до того, как отправиться из Аргентины в Израиль, он оформил разрешение на полет в Бразилию и не может представить себе мотивы странного поведения начальника аэропорта в Ресифе.
Я успокоил их. Логика исключала связь между операцией и недоразумением в Ресифе. Если бы информация просочилась, то это обнаружилось бы прежде всего в Буэнос-Айресе, а не в Бразилии. Нам же осталось сделать последний шаг – с максимальной осторожностью доставить Эйхмана на самолет. Поскольку мы разработали несколько вариантов, можно считать, что операция удастся. Кедем и Мегед успокоились, но Йоав все-таки повторил, что больше не желает садиться в Ресифе.
Из всех вариантов, которые я изложил, Мегед счел наиболее удачной идею выдать Эйхмана за больного члена экипажа. Мы договорились, что весь экипаж приедет на стоянку в одно время, так как в большой группе легче будет разыграть сцену с больным. Те, кому во время подготовки машины к взлету делать нечего, останутся с Эйхманом в переднем салоне.
Я хотел ускорить отлет, но Мегед объяснил мне, что безопасность требует времени, достаточного для полного отдыха экипажа. Решили стартовать в полночь 20 мая. Я предложил объявить, что самолет взлетит в два часа ночи, чтобы ввести в заблуждение возможных преследователей: если они добьются обыска, то не успеют перехватить машину.
За день до прибытия нашего самолета аргентинские службы выставили заставы на дорогах, ведущих в аэропорт столицы. В тот день на летном поле находились американские военные самолеты и один британский лайнер. Лазар был уверен, что эти машины доставили официальных гостей на празднества. Проверку на заставах вели тщательно. Лазара не пропускали в город, пока не убедились, что он – представитель иностранной авиакомпании.