Наш самолет, как и было запланировано, получил стоянку на летном поле аргентинской национальной авиакомпании. В эту часть аэродрома вела окружная дорога, не захватывающая территорию, обнесенную оградой, поэтому задача упрощалась. Мы же нарочно организовали усиленное движение через контрольно-пропускной пункт аэродрома. Дан только и делал, что сновал туда-сюда, так что все привыкли к его мельканию. Два механика постоянно дежурили в самолете, обеспечивая возможность взлета по первому требованию. Цви уже не сомневался, что все неувязки, происходившие с этим самолетом, неслучайны, но никому о своих выводах не говорил. Закончив работу в самолете, он снова попросил разрешения повидать родственников. Дан согласился, даже снабдил Цви деньгами и вызвал ему такси. Но родственников не оказалось дома. Цви оставил записку и вернулся раньше срока.
На «Тире» снова возросло напряжение. В опостылевшем тайнике все с нетерпением ждали, когда прибудет самолет из Израиля.
К моменту приземления нашего самолета Габи и Эуд были в аэропорту. Они стояли в стороне, в толпе зевак, не спуская глаз с трапа. Троих из тех, кто сошел на поле, они знали достаточно хорошо и через час должны были встретиться с ними в городе.
Вступление на аргентинскую землю заставило Йорама поволноваться. Дело в том, что он был знаком с раввином Эфрати, членом делегации Израиля. Еще в Лоде раввин поинтересовался у Йорама, входит ли он в состав делегации. Йорам ответил утвердительно. А что еще он мог сказать? Спускаясь по трапу в форменной одежде летчика, он снова столкнулся с раввином, как ни старался избежать этого. Эфрати не стал задавать вопросы. Он лишь многозначительно улыбнулся, и Йораму показалось, что почтенный рабби подмигнул ему. Посоветовавшись с товарищами, Йорам решил ничего не объяснять раввину. Все трое оперативников считали, что Эфрати тоже никому не скажет о метаморфозе «члена делегации».
Поздним вечером того же дня я провел серию совещаний с руководителями оперативных групп: пересмотрели и уточнили все планы, определили роль каждого и назначили места встречи разных групп.
С Габи и Эудом мы обговорили все оперативные мероприятия.
Окончательный вариант доставки Эйхмана на борт выглядел так. Одеваем преступника в форменную одежду летчика и снабжаем документами на имя Зихрони, взятыми у Йорама. Врач усыпляет пленника. С утра на дорогах, ведущих к аэропорту, произведем рекогносцировку. Maшина с Ицхаком за рулем выедет из «Тиры» по направлению к аэродрому. Если все будет в порядке, то с аэродрома к «Тире» отправится другая машина. Если и она доберется без препятствий, то можно будет вывозить Эйхмана и его охрану. За руль сядет Кенет, Эйхман – на заднее сиденье, между врачом и одним из конвоиров. Второй конвоир займет место возле Кенета.
Если выяснится, что нет возможности поднять Эйхмана на борт самолета на дальней стоянке, попытаемся сделать это, когда самолет будет находиться перед зданием аэропорта, причем выдадим его за члена экипажа, пострадавшего в дорожном происшествии. При таком положении вещей «пострадавшему» придется пройти все общепринятые в аэропорту проверки.
Менаше должен был обеспечить исправность автомашины, на которой повезут Эйхмана, пригнать ее на аэродром и передать Кенету. Еще Менаше продолжал поддерживать связь с Рафаэлем Арноном, чтобы помочь ему выписаться из больницы к назначенному дню. Документы Арнона предстояло передать Шалому Дани, который подгонит их к данным Эйхмана. Эти бумаги понадобятся, если нам придется доказывать, что Эйхман пострадал в аварии. Наконец, Менаше включили в состав группы, которая должна была проверить прежнее место жительства Менгеле.
Последний, с кем я говорил в тот вечер, был Шалом Дани. Я попросил его прежде всего заняться документами «летчика Зихрони» и проверить состояние документов всех других членов оперативной группы, чтобы они могли беспрепятственно покинуть Аргентину. Мы договорились, что, закончив работу в лаборатории, Дани приедет ко мне в аэропорт, прихватив с собой набор инструментов для работы в необычных условиях – за столом в одном из залов ожидания либо в самолете на стоянке.
Mы расстались очень поздно. В ту ночь Шалом вообще не ложился, а сразу же приступил к делу. Не спали и многие другие участники операции. На «Тире» до рассвета работали в ускоренном темпе. Пришлось потрудиться, чтобы придать вилле ее прежний вид. Все, что было здесь до аренды, возвращали на свои места, а остальное либо уничтожали, либо собирали, чтобы вывезти. Первую проверку готовности дома назначили на утро, а последнюю – на тот час, когда Эйхман окажется уже на территории аэропорта.
Такой же порядок эвакуации разработали и для остальных наших явочных квартир. Габи должен был проследить, чтобы все следы нашего пребывания в столице Аргентины были уничтожены.
31. Самый долгий день
Наступило 20 мая 1960 года – последний, самый долгий и драматический день операции. Ранним утром я уложил свои вещи, расплатился за отель и покинул его, наняв такси до вокзала. Я оставил вещи в камере хранения и отправился в условленное место, где меня ждали первые визитеры того дня.
Сначала пришли Беньямин Эфрат и Меир Лави. Я понимал, что шансы застигнуть Менгеле на вилле мадам Йорман весьма слабы, и все же... Если бы врач-изувер оказался там, мы взяли бы дом под круглосуточное наблюдение, ворвались туда в темноте и захватили Менгеле. Затем мы немедленно увезли бы его на машине, а на месте остались бы двое наших людей, чтобы не позволить семье Менгеле или кому-либо из жильцов виллы вызвать полицию. Если палач попадет к нам в руки, мы доставим его к самолету в последнюю минуту, когда первый «клиент» уже будет в салоне. Если даже нас накроют с Менгеле, то полиция вряд ли отправится на поиски похитителей именно в аэропорт, тем более, что нашим людям приказано не выдавать тайну Эйхмана, во всяком случае, пока самолет не поднимется в воздух.
Но прежде надо было отыскать Менгеле. Меир отправился на виллу Йорман под предлогом, что ему поручено передать пакет одному из жильцов, а Беньямин – под видом мастера, приглашенного несколькими неделями раньше для проверки тепловой сети в доме. Меир пошел первым, до обеда, а Беньямин – вечером.
Не успел я расстаться с Меиром и Беньямином, как появились Йоав Мегед и Ашер Кедем. Они попросили разрешения ввести в курс дела старших членов экипажа, чтобы те могли сознательно выполнять приказы. Я согласился, что стоит сообщить о наших планах второму пилоту, обоим штурманам и бортинженерам, двум стюардам и одной стюардессе. Тут же мы расписали график действий каждого из членов экипажа. Командир и механики, запускающие двигатели, покинут отель в 20:30 и прибудут к стоянке самолета в 21:30. Остальные члены экипажа приедут в аэропорт на час позже.
Автомобиль с Эйхманом приедет на летное поле в 23:00 и после последней проверки двинется к стоянке самолета, вслед за микроавтобусом, в котором поедут все члены экипажа. Они должны быть у самолета в 23:10. После того, как Эйхмана поднимут на борт, пилоты запустят двигатели, и лайнер вырулит на площадку перед главным зданием. На это потребуется пять минут.
Перед обедом Мегед собрал тех членов экипажа, которых мы решили посвятить в тайну Эйхмана. Он сообщил им, что самолет примет на борт пассажира – якобы заболевшего члена экипажа. Пассажир будет выглядеть больным, но только из-за уколов. Мегед не сказал, о ком идет речь, но подчеркнул, что экипаж выполняет важнейшую для всего еврейского народа миссию. Информация удивила слушателей. Они, конечно, заметили много странного во время полета, но не знали, в чем дело. Мегед распределил между ними роли и сказал, какие обязанности они должны возложить на своих подчиненных.