— Нет, сказать надо! — Анна Ивановна задумалась. — Скажите им, что все под контролем. Что дети накормлены. Что вопрос скоро решится.
— А Борис Борисыч с вами?
И вот тут Анна Ивановна растерялась. Что сказать? Правду? Тогда Бориса уволят. Неправду? А вдруг директор попросит его взять трубку?
— Борис Борисыч сейчас укладывает спать младших. Кормит их. Рассказывает сказки.
— Вот как? — удивился директор. — Никогда бы не подумал, что он так любит маленьких. Надо увеличить ему оклад. Ну, ладно. Тут еще милиция хочет поговорить с этим вашим директором террористов. Дайте ему трубочку.
— Вас! — крикнула Бешеному Анна Ивановна.
Маша по-прежнему сидела рядом с Шурой Самолетовым.
— Что ты там все время кропаешь? — поинтересовалась она.
— Таблицу умножения переписываю, — улыбнулся Шура.
— Может, обратишь на меня внимание? Шура вежливо посмотрел на Машу и снова уткнулся в бумаги.
— Поцелуй меня! — неожиданно закапризничала Маша.
Шура присвистнул и покачал головой.
— Я с малознакомыми девушками не целуюсь. Особенно в автобусе...
— Ну и зря! — смертельно обиделась Маша и встала. Куда пойти? На ее месте — толстуха Оля и «шестерка» Мосько. К Огурцову? Никогда. Да и Гоша-очкарик с ним рядом сидит.
О! Гоша! Маша улыбнулась.
— Громче говорите! — ревел в трубку Бешеный. — Ищете вертолет? Хорошо! Но без глупостей! Иначе вашим щенкам отрежут уши! Они тут скулят. Им страшно. Думаю, им хочется домой, к мамочке. Сейчас сами послушаете. Плач младенцев! Часть первая!
Бешеный поманил пальцем Булкина. Тот с готовностью подбежал и заорал в трубку:
— Стоять на месте!!! Это ограбление!!! Я буду стрелять!!!!
Бешеный дал Булкину по лбу и отправил назад.
— В общем, мы не шутим! И чем быстрее вы пошевелитесь, тем скорее эти несчастные детки попадут домой. Но-но! Не надо пугать!
Бешеный бросил трубку и сердито сплюнул:
— Сказали, подонки, что если у детей будет хотя бы царапина, не видать нам шведских билетов первого класса. В лучшем случае экономический дадут.
Хромой вздохнул.
— Огурцов! — ангельски улыбнулась Маша. — Ты погуляй пока! Мне с Габаритзе поговорить надо!
Огурцов скорчил мерзкую рожу и ушел. Сегодня ему не везло.
— Габаритзе! — Маша начала с главного. — Ты меня любишь?
Несчастный Гоша покраснел, и очки его запотели.
— Люблю, — наконец признался он.
— Слава богу, — Маша незаметно наблюдала за Шурой, — хоть кто-то здесь меня любит
— Тебя все любят! — еще больше покраснел Гоша. — Ты сильная и очень красивая.
— Да? А кто меня еще любит? — Маша очень обрадовалась и приготовилась слушать.
— Ну, Огурцов. Миша Мосько. Даже Плюшкин.
— А Шура Самолетов?
— Не знаю. Он тоже, наверное. Тебя нельзя не любить.
— Расскажи мне о том, какая я хорошая! — промурлыкала Маша и положила свою распрекрасную головку на Гошино плечо. И Гоша почувствовал, что умирает от счастья.
Анна Ивановна подошла к Бешеному и робко прокашляла.
— Что еще? — спросил террорист, отвлекаясь от размышлений.
— Я хотела вас поблагодарить, — улыбнулась Анна Ивановна. Бешеный испуганно сел в кресло.
— Я хотела поблагодарить вас за то, что вы запретили Плюшкину курить. Это очень правильно. Вы для них всех сейчас в некотором роде авторитет. Мой запрет не имел бы такой силы. А Клюшкин — еще ребенок, ему нельзя курить. Вы поступили благородно. Очень благородно. И я бы попросила вас только об одном — не курите в салоне и вы. Иначе воспитательного эффекта не будет. Еще раз спасибо.
И Анна Ивановна ушла. А Бешеный остался сидеть в глубокой задумчивости.
— Дядя! — угрожающе зашептал Булкин на ухо Косому. — Дай подержать автомат, дядя! Я отдам!
Косой застонал, вырвал магазин с патронами и отдал обезвреженный автомат Булкину.
Громила Огурцов сидел где-то сзади в полном одиночестве и чувствовал себя очень несчастным. И ему хотелось побить кого-нибудь. Например, Мишу Мосько.
Миша с тоской смотрел в окно на заходящее солнце. Ему объявили бойкот! Ему было плохо и страшно.
Толстая Оля рассказала прошлогодний анекдот. Миша не реагировал. Тогда Оля заплакала.
— Ты чего? — удивился Миша.
— Мне так страшно. Я такая трусиха — не то, что ты. Ты — просто каменный! У тебя ни один мускул не дрогнул.
Миша неожиданно почувствовал прилив сил.
— Ну, да. Я не так уж и боюсь всего этого. Может быть, я вообще не боюсь. Я пока не решил...
Оля счастливо вздохнула и поцеловала Мишу в тощую щеку.