Олина мама была обеспокоена тем, что дочка плохо питается. И всем автобусом пришлось доказывать, что все здесь питаются хорошо. Даже демонстрировали мешок с припасами.
Огурцов-старший смущенно признался, что видел вчера по телевизору, как братан боролся с вертолетом. Словом, это было круто, и он, Огурцов-старший, прощает брата за все и даже подарит ему офицерские часы, как у Шварценеггера.
Родители Кати Подполковниковой тревожно просили дочку продемонстрировать горло — не красное ли. Расспрашивали Анну Ивановну — не холодно ли в салоне. Катя, уже пришедшая в себя, немного поревела. Но не очень уверенно и скоро успокоилась. Родители, привыкшие к тому, что если их чадо плачет, то часа четыре без перерыва, были озадачены. Но потом, когда дочка показала им игрушечного Бублика, испугались. Игрушки — это так непедагогично.
Мама Миши Мосько упрашивала террористов не обижать ее мальчика. Он такой слабый. Миша возмущенно кричал, что никакой он не слабый. А Оля стояла рядом и гладила его по руке, успокаивала.
— Вась, ты что ль? — растроганно спрашивала телевизор булкинская мама. — Я бате говорила, что ты поехал, а он заладил свое: «кто-то из старших» да «кто-то из старших», говорит. А это ты у нас поехал. Как ты, Васенька?
— Нормально! — степенно отвечал Булкин. — Боремся с преступностью.
— Тебе чего на Новый год подарить, сынок? — смущаясь, спрашивал батя, сидящий там же, в зале.
— Мне? Компьютер с играми! — Булкин оживлялся. А батя смущался еще больше, откашливался.
— Ну, это... А может, чего другое? А то компутер это того... накладно больно.
— Тогда не знаю, — вздыхал Булкин. Но не спорил и не капризничал. Потому что под рубашкой у него прятался милицейский микрофон. И совершенно не хотелось Булкину, чтобы седоусый «Голубь» слышал всякие сопливые упрашивания.
Лене Прыгуновой пришлось разговаривать со своим бывшим другом. Тем самым, чью фотографию она разорвала в начале поездки. Друг что-то говорил, просил прощения. Но Лена молчала, сжимала за спиной кулаки, и лицо ее светилось странным светом. Как у добрых серийных убийц в голливудских фильмах.
Еще звонил Люсин папка, просил прощения за то, что не смог приехать в зал и вместе со всеми родителями поучаствовать в телемосте — работа, сама понимаешь...
Потом вдруг позвонили из Петропавловска-Камчатского родители Шуры Самолетова и долго пытались что-то сказать сквозь хрип помех.
Затем позвонили с телефонной станции, где обслуживался многострадальный Люсин мобильник, признались, что следят за историей с заложниками. И что попытаются обеспечить наилучшую связь независимо от того, где будет находиться абонент.
А потом позвонил директор школы, передал привет от спонсоров, фирмы «Плюс-Минус». Попросил проследить за тем, чтобы во время съемок автобус находился в кадре именно рекламным боком — где написан телефон спонсора.
Были еще звонки. Бешеный в это время делал заявление для журналистов. И несмотря на его угрозы, настроение у всех было хорошее и даже где-то праздничное.
Неожиданно автобус занесло вправо. Хромой, сидевший за рулем, резко прибавил газу. Телевизионные кабели между автобусом и телемашиной натянулись и лопнули. Связь прервалась. Прямой эфир закончился.
Журналисту Джону пришлось запрыгивать в автобус на ходу, потому что Бешеный приказал не останавливаться, чтобы никто посторонний не влез. Журналист скорбно собирался, понимая, что ему придется возвращаться в свою машину таким же образом. Анна Ивановна помогала ему складывать аппаратуру.
— Скажите там, что из троих террористов потенциально опасны только двое! — шепнула она Джону в тот момент, когда Бешеный отвернулся. — И если нам передадут какое-то оружие... Хотя бы метательное. То мы своими силами...
Бешеный обернулся и подозрительно посмотрел на Анну Ивановну.
— А почему вас так странно зовут? — нарочито громко поинтересовалась учительница у корреспондента и даже захихикала, отвлекая внимание, — Джон. Хи-хи-хи! Это же не русское имя, правда?
— Не русское, — согласился журналист и понимающе кивнул. — Меня назвали так в честь Джона Леннона, Джона Кеннеди и Джона Траволты. А как вас зовут?
— Анна. Анна Ивановна. Это — в честь Арины Родионовны, — учительница пения несла всякую чушь и косила глазом в сторону Бешеного. Наконец тот отвернулся.
— Вы скажете? — зашептала Анна Ивановна, — И еще пусть передадут нам зубные щетки.
— Я все понял. Это вам! На всякий случай! — Джон взял ладонь Анны Ивановны и вложил в нее что-то маленькое и твердое. Кажется, железное.