— Хорошо! — согласился Бешеный. — Но я лично проверю каждого! И еще: никаких объятий с журналистами!
Анна Ивановна покраснела и кивнула.
Рядом с дорогой росла кривая елочка. Девочки украсили ее чем могли: ручками, тетрадками, бумажными самолетиками, пластиковыми стаканчиками, засохшими бутербродами, заколками и запасными теплыми носками.
— Я думаю, надо выбирать украшения одного цвета! сказала Маша.
— А я думаю, что надо, чтобы просто было красиво. И дело не в цвете, — весело отозвалась рыжая Люся.
— Да? — Маша вспомнила старые обиды. — Знаешь что, Люся? Ты просто дура!
— Неужели? — засмеялась Люся. — Тогда мне повезло. Знаешь, как говорят? Настоящая женщина должна быть немножко дурой.
— Ты думаешь, ты нужна Шуре? — не на шутку разозлилась Маша. — Он же поэт! Он несерьезный! А ты задрала нос. Он бросит тебя через неделю.
— Зато неделю мне будет весело!
— Девочки, девочки, не ругайтесь! — попыталась вмешаться толстая Оля Быкова.
— А ты, толстуха, вообще молчи! Таскаешь за собой «шестерку» Моську. Смотреть противно! — кипятилась Маша.
— He смотри, — Оля отвернулась.
— А ну, цыц, курицы! — прикрикнула Лена Прыгунова. — Не об этом думать надо! Надо думать, как спастись!
— Пусть Габаритзе думает, у него голова большая! — Маша вспомнила огурцовскую «измену» с Леной. — Вот смотрю я на тебя, Лена, и не могу понять: ты девочка или мальчик? Девочки так не одеваются! И не стригутся! И не ведут себя так!
— У тебя не спросила! — огрызнулась Лена.
Бешеный вместе с Булкиным обыскивал журналистов. Косой наблюдал за порядком в поле, а Хромой охранял автобус.
Вертолеты, кружась в небе, направляли прожектора то на детей, то на «полевого игрока» Косого. В открытых дверях при этом виднелись разнообразные корреспонденты, которые что-то комментировали на своих иностранных языках. По телевизору в салоне тоже показывал знакомые картинки. И знакомый же простуженный комментатор взахлеб описывал обстановку:
— Итак, дорогие друзья, бы даходибся прябо над теб бестоб, где через полчаса встретят Довый год даши залоздики! Беддые дети! Бало того, что их лишили праздника! Их еще заставили украшать елку!
И в телевизоре показали девочек у елки. Причем Маша держала за волосы рыжую Люсю, Люся била Машу теплым носком по голове, а Лена с Олей их разнимали.
Бешеный проверил всех, кто был допущен на «съемочную площадку», и теперь, с помощью Косого, выстраивал детей у елки. Прямо в поле перед ними в длинный ряд устанавливали камеры, бегали осветители и звукорежиссеры.
По версии Бешеного, дети должны были стоять таким образом, чтобы старшие прикрывали террористов сзади, а младшие — спереди. Анна Ивановна, понятное дело, не могла с этим согласиться. Ведь в хоре у каждого свое место — в зависимости от голоса. Спорили долго. В конце концов, под давлением большинства Бешеный сдался. Но решительно заявил, что будет стоять в самом центре с автоматом на изготовку.
Часы показывали начало двенадцатого. До Нового года оставалось совсем мало времени. Некоторые журналисты приготовили шампанское. Анна Ивановна в последний раз, волнуясь, оглядела ребят.
Серьезные, гордые и ужасно помятые! Учительница пришла в ужас! За два дня езды вся одежда приобрела абсолютно непрезентабельный вид! А доставать из чемоданов концертные костюмы было некогда. Да и потом — какие костюмы на морозе!
На помощь пришли иностранные туристы-баскетболисты. Все они были в оранжевых сувенирных стеганых курточках с надписью «Ай лав Раша!». Туристы послали к детям гонца, груженного курточками, заложники натянули их на себя. Облачился в оранжевое и Бешеный, хоть и не очень охотно. От журналистов прибежала тетя гример и в три минуты навела порядок на детских головах. А Машу, по просьбе самой красавицы, даже напудрили.
Потом оказалось, что Гоша не может произнести ни слова. Очкарик старался изо всех сил, но из горла его вырывался только тонкий хрип.
И тут Булкин сорвался с места и, сверкая в темноте пятками и сувенирной курткой, помчался к стоящим вдалеке машинам сопровождения. Вслед за ним увязалась собака Пурга и все зарубежные вертолеты.