Анна Ивановна улыбнулась сквозь туман, застилавший глаза. Кажется, дальше должен петь Гоша Габаритзе. Пожалуйста, Гоша, просим!
Гоша посмотрел на врачей. Те пожали плечами. Гоша посмотрел на ребят. Те переглянулись.
Режиссеры в телевизоре еще раз дали время подумать и снова переключились на корреспондента Аэлиту Баеву.
Корреспондент Баева, никак не ожидавшая такого поворота дел, кокетничала в это время с руководителем иностранной баскетбольной команды. Увидев загоревшийся на камере огонек — а это означало, что ее снимают, она издала непонятный звук. То ли «Ой!», то ли «Блин!», то ли «Какое счастье!».
— Вы слышали, дорогие друзья! Вы слышали, как поют эти замечательные дети! Это что-то невероятное! Это что-то сверхудивительное! Совершенно случайно рядом со мной оказался представитель одной из стран дальнего зарубежья — Ганс Зильденштопор. Давайте спросим его о том, что он чувствует, когда поют русские дети?
По лицу Ганса Зильденштопорa было понятно, что пока русские дети пели, он весело болтал с русской корреспонденткой и ничего больше не слышал.
— Э... — только и произнес Ганс.
Но тут вмешались остальные баскетболисты.
— О, это вери гуд! Рашем дети петь просто вери, вери гуд! Мы хотим сделать с рашен дети фото! Мы хотим приобретать их «си-ди». Компактный диск! Мы хотим приглашать рашен дети и рашен террорист к нам в наша страна! Мы говорить «да» рашен песня. В лесу родился елошка! Ура! Ура! НЕТ война и вырубание лесов!
— Вы слышали, дорогие друзья! — затараторила Аэлита Баева, с трудом вырвав микрофон у словоохотливых баскетболистов. — Миру мир, все люди — братья! Ибо если не люди, то кто же братья? Вся иностранная общественность поддерживает наше русское искусство! Все обеспеченные иностранцы не старше тридцати пяти лет, желающие поддержать наше искусство, — пишите мне на телевидение! А теперь я передаю слово нашему дорогому хору!
Во время паузы Гоша попробовал голос. Кое-что появилось. Но этот несчастный голосок был слабым и неуверенным. Все, что требовалось Гоше, — это хорошая распевка. Но когда распеваться, если камеры уже работают, а Гоше надо солировать?
— Песня про зайцев! — крикнул вдруг Шура Самолетов. — Поет весь хор. Солист — Георгий Габаритзе!
Анна Ивановна, бледная, как привидение, слабо пожала плечами. И хор запел Гошину песню! Но без Гоши. Зато у очкарика была возможность пропеть вместе со всеми несколько фраз и «размять горло», как любила говорить Гошина бабушка. И уже в третьем куплете солист почувствовал себя настолько уверенно, что поднял вверх тонкую руку. Этот жест был абсолютно непонятен всем остальным. Можно было только догадываться, что хочет сообщить миру очкарик Габаритзе. И ребята поняли, как могли. Как ни странно, поняли правильно. Хор притих. А Гоша допел свою песню, как и полагается солисту, в одиночестве. В конце концов, какая разница, когда солировать — в начале или в конце?
Доктора, за неимением времени не успевшие убежать из кадра, стояли в общей детской толпе и даже пытались подпевать. А что тут такого? Сводный хор: дети в оранжевых куртках, похожие на дорожных рабочих, доктора в белых халатах, террорист Бешеный с автоматом в руках... Все имеют право петь. Правильно? Так вот, поющие доктора, услышав спасенный Гошин голос, переглянулись многозначительно и отметили про себя, что освежающие леденцы, обнаруженные случайно в кармане одного из врачей, имеют сильное голосовосстанавливающее воздействие. Вы спросите, а почему это доктора, эти люди в белых халатах, эти внуки Гиппократа, дали Гоше вместо лекарства какие-то освежающие леденцы?
А что еще они могли дать для самоуспокоения, когда в их распоряжении — считанные минуты? Когда обстановка вокруг очень даже нестерильная? И когда перед носом к тому же машут автоматом?
Следующим солировал Клюшкин. Но Толик в этот напряженный момент был занят тем, что ловил Пургу, бегающую кругами между хором и телекамерами. Дети вертели головой, Анна Ивановна тоже вертела головами. Теперь ей казалось, что у нее их по меньшей мере три. И к тому же — размытая картинка. Туман. Голоса глухие, как из бочки. Доктора заметили странное состояние учительницы и стали подбираться к ней поближе.