А режиссеры, видя заминку, дали хору еще немного времени. Опять включили Аэлиту Баеву.
— Дорогие друзья, нам страшно повезло! — вскричала та и указала пальцем на стоящего рядом Косого. Видно было, что его застали врасплох, он только что вернулся с дозора. И, кажется, сильно хотел обратно. В желудке его бурчало. — Друзья! — Аэлита Баева вцепилась в Косого, как акула. — Мы видим настоящего, живого террориста! Он любезно согласился ответить на наши вопросы. И я хочу спросить этого страшного человека, наводящего ужас на всю страну, человека, который украл детей у родителей. Человека, который... Словом, скажите, как вам понравилось пение ваших заложников?
Косой, который своим внешним видом мог навести ужас только на редких полевых жителей вроде мышек и одиноких ворон, смутился:
— Ну, хорошо поют. Громко.
— А вы — террористы — сегодня будете выступать? — придумала ловкий вопрос Аэлита Баева.
Косой совсем растерялся и растворился в темноте по-английски, не прощаясь.
— Ему стало стыдно! — обрадовалась Аэлита Баева. — Что ж, остается надеяться, что остальным террористам тоже когда-нибудь станет стыдно. Ибо... Ибо...
Тут Аэлита Баева запуталась, подумала и просто передала слово хору.
Клюшкин к этому времени уже вернулся в строй — с Пургой на руках. Анна Ивановна, помнившая о дурном влиянии Пурги на певческие данные Толика, совсем огорчилась, зашаталась и упала бы, не подхвати ее подоспевший журналист Джон. Тут же рядом оказался и один из докторов с нашатырным спиртом. Он взмахнул флакончиком, и хор, ждущий дирижерской команды, запел.
Точнее, запел Клюшкин, хор вступил позже. Но до хора вступила собака Пурга. Она подняла морду к вертолетам и завыла в той же тональности, в какой пел ее хозяин. Получилось смешно и очень оригинально. Потом спели еще одну песню. Потом еще. Потом откуда-то приехала популярная группа «Хрустящие», включила свои гитары и стала подпевать заложникам.
Словом, к двенадцати ночи под елкой топтался не просто скромный хор сто двадцать третьей средней школы. Под елкой мощно пел Большой Сводный Хор, в состав которого входили не только заложники, террористы, доктора и «Хрустящие» в сценических костюмах. В составе хора также были туристы-баскетболисты, пожарные, пучеглазый младший милиционер Семен, корреспондент Аэлита Баева и подоспевшие грузины-шашлычники. Дирижировали всем этим безобразием журналист Джон, в котором проснулся Леннон, доктор, в котором проснулся доктор, и Анна Ивановна, которая от волнения и лекарств заснула прямо на плечах у доктора и журналиста. А в небе кружили вертолеты и играли прожектора.
Когда пробило двенадцать, все бросились обниматься, а к общей толпе присоединились приехавшие повара. Они выволокли на снег большой раскладной стол и набросали сверху кучу всякой вкуснотищи. А грузины тут же рядом установили мангал с шашлыками. Причем в последний момент из грузинской тележки выбралась сонная рыжая кошка и пошла сближаться со столом.
Что еще было? Группа «Хрустящие» устроила дискотеку. И засидевшиеся в автобусе дети бросились танцевать, как ненормальные. В телевизоре страна праздновала и поздравляла заложников.
— Петрович! — закричал прибежавший к машине пучеглазый Семен. — Давай всех захватим!
— Не время, Семен, — отозвался из темноты «Голубь» Полукарпов. — Мы еще не вышли на Главного.
— Вас понял, командир! — крикнул Семен и убежал наблюдать за развитием событий из первых рядов.
Журналист Джон отнес Анну Ивановну в автобус. Хромой хромал следом, держал наперевес автомат и ревновал!
— Где я? — спросила Анна Ивановна слабым голосом и тут же заснула снова.
Джон погладил ее по голове и укрыл своей курткой.
— Ну, все, иди! — сердито прикрикнул Хромой. — Нечего тут.
— Пожалуйста, не будите ее, — попросил Джон, — она так устала.
— Разберемся! — буркнул Хромой и вытолкнул журналиста из автобуса.
Шура пригласил рыжую Люсю потанцевать.
— А давай танцевать, как будто это медленный! — предложила Люся.
Шура согласился. А группа «Хрустящие» быстренько все поняла и заиграла что-то медленное и романтическое.
Маша с тоской посмотрела на Шуру. Подошел Огурцов. Стесняясь, предложил потанцевать.
— Иди танцуй с Леной! — фыркнула Маша. И тут же пожалела. Но Огурцов уже ушел танцевать с Леной.
Тогда Маша сама пригласила Гошу. И все время зло посматривала то на Шуру, то на Огурцова.
— Ты неисправима, — прохрипел Гоша. После пения голос у него снова пропал. — Почему ты не хочешь честно признаться во всем Огурцову?