Маша отшвырнула трубку и выразительно посмотрела на маму. Та вышла. А Маша вытащила из-под кровати сумку, отыскала записную книжку и набрала номер.
— Добрый вечер! Позовите, пожалуйста, Шуру. Привет, это Маша. Просто так звоню. Хочу знать, с кем ты завтра сядешь в автобусе. Тебе все равно? Садись со мной. А ты попробуй! Спокойной ночи.
Постучав, вошла мама и поставила у кровати собранный рюкзачок.
У себя дома Олег Огурцов вышел на балкон, закурил и тут же получил по шее от старшего брата, еще более огромного и еще более бритого.
— Что курим? — опасно улыбнулся брат.
— Вот... — послушно протянул пачку Огурцов-младший. — «Кэмэл».
— Ничего себе, — присвистнул брат и бросил сигареты в свой карман. — Будешь курить, верблюдиком станешь. Одногорбым. Тебе трицепсом заниматься надо, а не курением. На тренировку когда пойдешь?
— Сегодня ходил.
— Тот, кто серьезно занимается бодибилдингом — курить не должен!
— А ты? — робко возразил Олег.
— Не груби — убью! — Огурцов-старший на всякий случай дал братцу пинка в спину и вышел.
Гоша Габаритзе разместил перед собой на столе Машину фотографию, включил компьютер и занялся взламыванием новой игры. Вошла бабушка с чаем для внука. Гоша шустро сунул фотографию под книги.
Бабушка сделала вид, что ничего не заметила.
— Я тебе чаю принесла...
— Бабуль, — Гоша протер очки, — пожалуйста, прекрати меня опекать! Я уже взрослый!
Бабушка положила руку на Гошин лоб, покачала головой и сообщила президентским тоном, что идет за аспирином.
Гоша вздохнул и принялся сосредоточенно водить «мышью». А принесенную таблетку тихо спрятал в полку стола. К пяти десяткам других таблеток, не употребленных и спрятанных им ранее.
Маленькую Катю Подполковникову пытались уложить спать. Катя громко ревела.
— Иди и расскажи ей сказку, — сказала молодая мама.
— Я уже рассказал ей пятнадцать сказок, — защищался молодой папа.
— Но она просит еще!
— Она может просить до утра!
— Но иначе она не заснет!
— А ты веришь, что она заснет хотя бы после двадцать седьмой сказки? Лучше дай ей какие-нибудь игрушки.
— Игрушки — непедагогично! С ребенком надо все время общаться. Не волнуйся, завтра она уедет, и ты будешь отдыхать от нее два дна!
Молодой папа отшвырнул газету и пошел рассказывать сказку.
Толик Клюшкин болтался с друзьями по двору. Курили. Пели под гитару грустные дворовые песни. Потом встретили тощую бездомную собаку. Кто-то предложил подбросить ее в соседний кошачий клуб. Или покрасить аэрозольными красками.
— Не, — твердо сказал Клюшкин, — я ее к себе заберу. Буду воспитывать в духе нападения. Беломор, к ноге!
Собака поморщилась, но от Клюшкина не отошла. Побежала за ним по ступенькам на пятый этаж. Потом терпеливо ждала под дверью. Наконец Клюшкин, хлюпал носом, вышел в коридор. Достал из-за пазухи кусок колбасы и стал кормить собаку
— Ничего не получится, Беломор. Мамка не разрешает. Ты, говорит, сам тунеядец. Куда еще эту блохастую псину. Ничего ты не блохастая. Хорошая собака, только худая. Давай, наворачивай.
Так говорил Клюшкин, утирал скупые мужские слезы. И наворачивал колбасу вместе с собакой.
У Васи Булкина было восемь старших братьев и сестер. Все вместе они пытались сейчас улечься спать. Можно представить, что происходило в их комнате.
Уставшим родителям оставалось только делать громче звук телевизора.
— Чего это они там расшумелись? — проворчал отец.
— О завтрашней поездке болтают.
— А что там завтра?
— Да кто-то из них на конкурс какой-то едет... То ли Митька, то ли Петька, то ли Васька.
— А-а-а, — протянул Булкин-отец, зевнул и захрапел.
Поэт Самолетов был в этот вечер абсолютно один. Его родители-журналисты уехали на «задание» в Петропавловск-Камчатский. Шура листал энциклопедию «Сельское хозяйство и животноводство» и вдохновлялся картинками. Сено. Цветы. Грустный рогатый скот. Шура заварил кофе и написал:
Трава шумела-колосилась,
Коровы кушали-резвились,
Носились куры вокруг вил,
А я скучал и кофе пил...
При чем здесь куры и трава, Шура не знал. Написал для рифмы. Впереди еще была большая творческая ночь.
Миша Мосько помог маме вымыть посуду, вынес мусор и постирал свои носки, трусы и майки. Потом еще долго сидел и слушал мамины разговоры по телефону. Он был у мамы один, и мама была у него одна. Папа ушел от них еще до Мишиного рождения, заявив, что с такой мамой сына он все равно не воспитает так, как надо. В духе мужества.