— Если ему так нравятся вежливые полицейские, пусть берет их себе, — поддержал Сергея Михалев.
— А вы зря, — постарался примирить друзей Петр Иванович. — Возможно, он и для охраны приставлен, а может быть, просто какой-нибудь мелкий чин перестарался.
— А это, может быть, и не полицейский, — высказал догадку Михалев.
— А кто же? — сразу спросили его Сергей и Женя.
— У нас бывало, что всякие грязные организации подставляли, — продолжал Михалев. — Что-нибудь высмотрят, а потом…
— Ах, и у вас бывало! — протянул Сергей.
— Что ты ко всем придираешься! — не выдержал Михалев. — Петр Иванович, скажите ему.
— Ладно, ладно, братцы! Тише, Кто бы ни был этот тип, будем осторожны. Надоест — отстанет, — закончил Петр Иванович.
Но шпик не отставал, наоборот, он прочно «приклеился» к четверке друзей. Куда бы они ни шли, он всюду следовал за ними: на улице он неизменно шел по пятам, приближаясь в толпе и удаляясь на просторе; стоило им убыстрить шаг, и он шел быстрее; они шли тише, и он снижал темп преследования. Когда друзья заходили в магазин, он терпеливо ждал у витрины; в музее он всегда был в том же зале; в кино, невидимый, где-то обязательно присутствовал рядом. Друзья шли отдыхать в гостиницу, сыщик садился у входа и начинал что-то писать, видимо рапорт о их поведении. Как бы рано они ни вставали, шпик всегда встречал их у выхода; самым поздним вечером он неизменно провожал их до гостиницы.
Первое время это забавляло всю четверку, и они даже гордились этим. Наконец-то и у них есть «собственный» шпик! Однако вечное присутствие постороннего наблюдателя начало им вскоре надоедать. Попытались было от него скрыться. Пробовали исчезнуть в путанице узких переулочков, но венецианец лучше их знал лабиринты родного города, и, когда казалось, свобода была близка, они сталкивались с ним лицом к лицу. При этих неожиданных встречах верный страж поспешно отводил свои быстрые «мышиные», как их прозвал Сергей, глазки. Неудачей кончались также попытки скрыться в толпе или уйти из кино до конца сеанса — шпик обладал большим опытом, и для него эти наивные попытки отвязаться не были неожиданными.
Первым не выдержал Сергей.
— Эх, подойти бы сейчас к нему да…
Друзья расположились отдохнуть на гранитной набережной Лагуны, а сыщик остался стоять невдалеке.
— Спокойно, Сережа, — заметил Петр Иванович. — Главное — не терять хладнокровия.
— Да я не волнуюсь, Петр Иванович, — сказал Сергей. — А все-таки хорошо бы подойти к нему в темном переулочке, обнять легонечко, вежливо, «по всем правилам дипломатии» и сказать: «Эх, друг, тяжелая твоя работа!» Пришлось бы тогда итальянцу полежать недельки две где-нибудь в госпитале.
— Не смей! — закричал испуганно Михалев, всерьез приняв намерение своего друга. — Разве можно!
— Ну, раз ты просишь, не буду! — согласился Сергей. — Только для тебя.
— Завтра воскресенье, единственный день отдыха, а из-за него никуда не пойдешь, — чуть не со слезами жаловался Барский.
— А как у вас в Канаде делалось в таких случаях? — спросил Сергей.
— Иди ты со своей Канадой! — вспылил Женя. — Что-нибудь нужно придумать, Петр Иванович.
— Что ж придумаешь, Женечка? Потерпи, осталось всего две недели.
— Тоже мне красоты Италии! — совсем расстроился Женя. — Ничего не захочешь.
Все замолчали. Перед ними расстилался широкий простор лагуны и море, отрезанное от берега островами Лидо, Мурано и Бурано. Между островами и берегом сновали бесчисленные пароходы, моторные лодки, гондолы с туристами. На берегу слышался многоязычный говор людей, собравшихся со всего света полюбоваться чудом на Адриатическом море.
Внезапно молчание прервал Михалев.
— Есть у меня одна идея, — тихо зашептал он, поглядывая на шпика.
Несколько минут тихий шепот Михалева прерывался возгласами одобрения и радости. Стратегический план математика был утвержден единогласно.
В воскресенье утром дежурный швейцар отеля шепнул друзьям:
— Сидит ваш, пишет.
И эти простые слова участия еще более укрепили их желание обмануть надоевшего шпика.
Как в большинстве домов Венеции, в гостинице, где жили приятели, было два выхода; один вел на сушу, на островок, откуда по мостикам можно было пройти в любой конец города; другой открывал великолепный вид на главную улицу города — Большой канал. Здесь, сразу за порогом, мерно покачивалась на волнах плавучая пристань с привязанными к ней гондолами. Длинные черные лодки с блестящими зубчатыми гребешками походили на драконов и будили далекие воспоминания о волшебных сказках. Хозяева лодок — гондольеры, поджидая пассажиров, лениво переговаривались на своем певучем языке, кто сидя на пристани, кто развалившись на мягких сиденьях гондолы.