«Вот так и в жизни, — думал Алехин. — Одному везет, хотя он ничего для этого не делает, а другого все время преследует неудача, хотя он и мужественно против нее борется. Судьба, безжалостная, слепая судьба!»
Наконец наступил момент, когда у Алехина осталась всего одна-единственная квадратная фишка. Долго не решался он выпустить из рук последнюю надежду, судорожно сжимая нагревшийся взмокший кусочек пластмассы, олицетворение своей судьбы. Но вот он решительно поставил фишку на черное и, скрестив руки на груди, безразлично посматривал через головы играющих.
— Красное! — воскликнул крупье.
Все было кончено. Постояв немного у стола, Алехин медленно пошел к выходу. Вокруг все так же царил ажиотаж игры, десятки людей продолжали испытывать свое счастье. А для него испытание кончилось, в ушах отчетливо слышался скрежет ненавистной лопаточки, снимающей с сукна его последние эскудо.
— Ставок больше нет! — крикнул крупье за ближайшим столом.
Алехин вздрогнул: для него действительно ставок больше не было.
Его всегда удивляло, почему так неуютно устроены номера даже в самых дорогих гостиницах. Внешне все красиво: нежная расцветка обоев, сверкающая белизной ванная комната, сигналы коридорным. Все к твоим услугам: нажмешь кнопку — пожалуйста, господин Алехин! Живи, наслаждайся! А присмотришься, поживешь с недельку, и захочется куда-нибудь в уютную жилую комнатку, где все приспособлено для жизни, работы, отдыха.
У забытого чемпиона было больше чем достаточно времени; чтобы присмотреться. Вот уже месяц, как он живет один, совершенно один в полупустом «Парк-отеле» Эсториаля. Люпи уехал в Лондон, исчез последний человек, с кем можно поговорить, кому можно пожаловаться… чуть было не сказал: с кем можно поделиться радостями. Какие уж тут радости, в этакой жизни! С утра до вечера дома на кровати, даже на прогулку в последнее время не ходит. Не хочется попадаться на глаза людям, проходить мимо портье, всегда оглядывающего тебя критическим, презрительным взглядом.
Хотел было работать — не получается. Над чем работать и зачем? Что ждет впереди — неизвестно. Да и как тут будешь работать: столик маленький, неудобный, положишь книгу, больше и места нет. Шахматы приходится на подставку для чемоданов ставить, письма не напишешь, недаром все пишут письма в фойе. А ему нож острый спускаться в фойе, встречать людей…
Положив ноги на стул, Алехин примостился на кровати, уставившись неподвижным взором в непонятную гравюру на противоположной стене. Никак не мог он понять, что там нарисовано. Неясная картина, такая же неясная, как его жизнь в последнее время. И что это за манера у хозяев — вешать в номерах самые странные гравюры? Сами не знают, что это такое, а вешают. Для важности, по-видимому. Так уж принято: в дорогом отеле должны обязательно висеть самые замысловатые, самые непонятные картины.
«Хватит, нужно вставать», — не раз уж решал Алехин, но продолжал лежать. Ему предстоял долгий мучительный вечер и бесконечная бессонная ночь. Самое страшное время: заснуть невозможно, а усталые, больные глаза не позволяют читать при слабом свете бра. Лампы настольной и той нет, сколько раз просил! Вот и мечешься всю ночь по комнате или ворочаешься на кровати, прислушиваясь к беспорядочному биению слабеющего сердца.
Осторожный стук в дверь прервал мысли. Горничная Мануэлла принесла ужин. Алехин знал все заранее — простой невкусный ужин: кусок жесткого бифштекса и стакан кофе. Слава богу, что бесплатно; три раза в день — и все бесплатно. Молча поставила горничная на стол поднос с тарелками и тихо удалилась, даже не пытаясь заговорить.
Алехин не прикоснулся к еде. «Что теперь в Лондоне делается? — вернулся он к мысли, мучавшей его все дни. — Как-то решится моя судьба? Удастся ли Люпи защитить меня от необоснованных нападок и нелепых выдумок? И за что набросились? Ну, играл при фашистах, а что было делать? A! При чем здесь игра, просто это месть людей, когда-то обиженных твоей резкостью. Характерец-то у тебя, не дай бог! Разве был ты когда-нибудь осторожен с окружающими, разве щадил их чувства гордости, собственного достоинства? Вот теперь и расплачивайся!»