Окружной попечитель, выдавший отцу Иокла сапоги, и старик Ухлакан, смотритель соседнего участка, породнились - дети их поженились сразу же после появления .фотографии старика в газетах. Вскоре они переехали в столицу, где мирно жили, пока не померли.
Отец Андриса по-прежнему живет на своей ферме. Он часто видится с соседом Филиппом и дочерью последнего Анной. Анна приучила его к поэзии до такой степени, что тот и сам стал пописывать стишки. Вот одно из его последних произведений (Анне понравилось) :
Пар от реки удушлив, Сыро, серо.
Кровью залив верхушки, Солнце село.
Тучи готовят к бою Молний жала,
Мглу принося с собою, Ночь настала.
Жалобный крик кукушки Стих уныло,
Пар от реки удушлив, Серо, сыро.
Они часто гуляют вместе, и
Бог знает, что из этого получится.
Филипп между тем от теоретической генной архитектуры перешел к коневодству и пытается вывести кентавра.
Марго, жена Кристиана, очень взволновалась, узнав о нападении на "Сикорского", и немедленно потребовала, чтобы муж ушел из космофлота, что тот с удовольствием и сделал. Сейчас Кристиан ничем не занят, болтается, изображая художника, продающего картины возле краковского Барбакана. Что с ним будет дальше - понятия не имею. Подруга Марго благополучно потеряла вкус к поэзии.
Изменился и ее муж. Он любит ее по-прежнему, но стихи из своего обихода исключил совершенно. "А ты прекрасна без извилин" - вот единственная поэтическая строчка, которую он запомнил и часто повторяет своей жене.
Эвлега так и не сможет преодолеть в себе вялость. Она тихо угаснет - не от болезни, нет. От отсутствия желания жить. Осгар, напротив, полон энергии. Книги его пользуются большим успехом.
Главная их тема - ужасы тирании Болта и противостояние сильных мужчин мерзостям ушедшей в прошлое эпохи. "Лишь тот достоин счастья и свободы, кто каждый день..." И так далее. Такой вот мужественный человек, Осгар Одульф.
Офицер, допрашивавший Эву, и женщина, кормившая Хари соленым паштетом, работают в управлении охраны порядка под началом четырехугольного инспектора. Начальство ими довольно.
Портье гостиницы "Земля" ушел на покой - сам попросился, чувствуя, что не справляется с оживлением гостиничной жизни, вызванным туристским бумом. Его место занял рассыльный в красной кепке, некогда сопровождавший Андриса. Молодая кровь вливается в сферу обслуживания.
Увы, ничего не известно о гостиничной кошке.
Инспектор управления службы порядка, оставшись на старом посту, получил тем не менее повышение по другому ведомству. Будучи раньше рядовым подпольной армии Цесариума, с отлетом последнего он стал руководителем всей оставшейся внутренней эмиграции. Подчиненных держал в узде, пас жезлом железным. В ожидании указаний исправно проводил встречи и тренировки боевиков, вербовал новых энтузиастов сильного Леха. Но от Болта не поступало никаких сигналов, эмиссары не приезжали, и инспектор стал проявлять все больше самостоятельности. Опираясь на крепкое и верное ядро (следователь Эвы, Сван, кое-кто из бывших косовцев), инспектор расширял сеть своих людей во всех сферах... Дальнейшая его деятельность, я думаю, сможет стать темой отдельного повествования. Догадываюсь, впрочем, что конец его связан с крупной ссорой с Маленьким Джоем, исполнявшим обязанности его телохранителя и не стерпевшим унижения: Джоя, которого жаловала сама Любимая Дочь, инспектор посмел назвать болваном за то, что . он не углядел, упустил Друза - помнишь юношу у выхода из пещеры? Джой пришил инспектора и поступил в распоряжение доктора Геле - очередного вождя движения.
Заслуженный вилосуй Кимон Стах вскоре спился и часто обходил таверны, пользуясь бесплатным угощением. О смещении Болта он узнал только по одному важному, впрочем, для него - признаку: его стали гнать от питейных заведений. Как-то в темноте, глухой ночью, пытаясь найти путь домой, он свалился в яму, вырытую под фундамент строящегося тогда здания гостиницы "Земля", и сломал шею.
Квала Палех оставила игольный завод и стала писать стихи.
Их охотно печатают раскрепощенные журналы.
Цилеский и Кеворгян, космические завоеватели, упомянутые в ряду с Александром Филипповичем Македонским и Петром Алексеевичем Романовым, еще при жизни стали легендарными. Подробности их частной жизни, как это бывает с великими, столь одиозны, что приводить их здесь просто неловко. Скажу только, что при всей противоречивости скудного исторического материала, имеющегося в нашем распоряжении, мы вынуждены отклонить бытующую в ученых кругах версию, будто эти двое суть ипостаси одного исторического лица. Доводы сторонников этой версии сводятся, по размышлении, к двум: сходство военно-стратегических принципов, исповедуемых обоими, и близость литературных стилей, обнаруженная на основе изучения письменных памятников. Оба довода, однако, представляются неубедительными. Начнем с первого.
Модифицированный клин, асимметричная свинья, известная по школьным учебникам, но более по кадрам Эйзенштейна, в своем первозданном, равнобоком облике действительно была применена как при атаке на ниртианский оборонительный вал, так и при прорыве блокады в секторе Малой Итайки. Оба сражения разделены небольшим промежутком времени - менее года. Главная мысль историков, не желающих признать существование двух самобытных флотоводцев, заключается в том, что Кеворгян, будь он лицом отличным от Цилеского, не мог знать подробностей захвата Нирты, так как действовал в другом районе Галактики и связь с ним была потеряна лет за пять до описываемых событий. Это обстоятельство, наряду с трагическим исчезновением сведений о прошлом нескольких миллионов людей (в том числе Цилеского и Кеворгяна) во время третьего - самого крупного - антикомпьютерного бунта, вызванного страстями вокруг компьютерного вируса и повлекшего взрыв информатория космофлота, привело историка к мысли, что некий Цилеский-Кеворгян, разгромив ниртианцев, сломя голову бросился к Малой Итайке, тем же свиным рылом построил свою армаду, прорвал линию тяжелых платформ дальней защиты и принудил изоляционистов к капитуляции. Последним же гвоздем своей теории автор избрал цифру. Этот аргумент он извлекает торжественно, как фокусник - зайца из шляпы, подготовив к нему читателя длинными эмоциональными периодами, типа: "Нужно ли нам, серьезным исследователям, множить необязательные сущности практика, осужденная еще на заре цивилизации средневековыми схоластами,- и там, где один доблестный землянин совершает серию героических деяний, выказывая себя гениальным стратегом, храбрым воином, а к тому же человеком безусловного дарования в философии, поэзии и живописи, растаскивать наследие мыслителя - воина - художника на части, приписывая его свершения двум, а то и - кто знает, как повернется в будущем историческая мысль - большему числу людей". Так вот, достает он этого зайца и называет его числом "сорок". Ровно сорок кораблей потерял Цилеский под Ниртой. Ровно на сорок кораблей меньше содержал малоитакийский клин по сравнению с ниртианским. Все ясно?