Велько. Раз написано - стало быть, понятно.
Андрис. Да, да, конечно. Но все же, как ты думаешь, что они имеют в виду?
Велько. Все очень просто. Если ты, скажем, сбиваешь чертиков с рукава или время от времени упираешь кулак в бок и говоришь: "Я чайник",- значит, ты нормальный, здоровый человек, полный фантазии и творческих исканий. А если утром пьешь кофе, съедаешь бутерброд с сыром и едешь в присутствие, там нажимаешь на клавиши компьютера или перекладываешь листы бумаги из большой кучки в маленькую и обратно, а потом возвращаешься домой, припадаешь к кормушке, делаешь сыну "козу", смотришь по тривизору восьмую серию "Охоты на стехиозавра" и ложишься спать,ты тяжело, неизлечимо болен.
Андрис. Вот оно что. Спасибо, Велько.
Велько. Не стоит благодарности.
Андрис. Теперь я понял.
Велько. Я всегда в тебя верил.
Андрис (протягивая Велько руку). Ты настоящий друг.
Велько (отвечая на рукопожатие). Да уж я такой.
Андрис. Так продолжим?
Велько. Вперед. Осталось совсем немного.
Андрис. Ты не вспомнил почерк?
Велько. Пока нет.
Андрис. Вспоминай. (Читает.) "Итак, инспектор видит, что Малдеб во власти сумасшедших, которые, естественно, считают себя нормальными, а нормальные, душевно здоровые люди - чудаки и фантазеры - сидят взаперти. Что делать?" (Андрис поднимает глаза на Велько.) В самом деле, что делать?
Велько (пожимает плечами). Может быть, там дальше написано? Давай посмотрим.
Андрис. Давай. Так ты еще не вспомнил?
Велько. Вот-вот вспомню.
Андрис (продолжает читать). "...Что делать? Это решать тебе, Рервик!" (Обращается к Велько.) Ты слышишь, Велько: мне решать.
Велько. Так решай, в чем же дело.
А ндр и с. Сейчас решу. Только письмо кончу. (Читает тихотихо, одновременно с ним бормочет текст бородач.) Андрис и Бородач. "Можно устроить переворот, власть захватят нормальные сумасшедшие, которые упрячут сумасшедших нормальных в дурдом. Но при этом..." Бородач задумывается, смотрит в небо. Андрис тоже прерывает чтение, отпивает глоток из бокала. Бородач снова ударяет по клавишам, и оба продолжают бормотать.
"...Но при этом, овладев властью, нормальные сумасшедшие вполне могут постепенно превратиться в сумасшедших нормальных, а брошенные за решетку сумасшедшие нормальные - в нормальных сумасшедших".
Андрис озабоченно смотрит на Велъко, бородач удовлетворенно чмокает губами.
"Можно устроить инспектору побег из больницы, побег с Малдеба, возвращение на всесильную родину, откуда в должное время придет спасение малдебян, и восторжествует розовая справедливость. Все, взявшись за руки, встречают восход. Занавес.
Можно и убить инспектора при попытке к бегству, чем обречь Малдеб на дальнейшее неопределенно долгое существование в привычных рамках...
Можно оставить инспектора в лечебнице навечно, и он обретет счастье...
Можно свести его с ума, то есть сделать нормальным малдебянином, покорным серым человечком, вполне пригодным для благополучного существования на этой планете...
Можно...
Можно...
Можно..." В е л ь к о. Я вспомнил!
Андрис. Что?
В е л ь к о. Ну и баба!
Андрис (заинтересованно). Где?
В е л ь к о. Именно эти каракули я видел на рецепте приготовления фаршированной рыбы, который Том Баккит продиктовал два часа назад Марье Рервик, в девичестве Марье Лааксо.
Андрис. Ты хочешь сказать, что все это...
В е л ь к о. Да.
Андрис. И все то...
В е л ь к о. Да.
Андрис. И книгу...
В е л ь к о. И книгу. Это, черт возьми, ее профессия.
Андрис (поворачивает голову к Марье). Дорогая!
Марья. Да, милый?
А н д р и с. Ах да, кажется, здесь... (Хлопает себя по карманам.) Марья. Что ты ищешь?
Андрис. Записку, что ты написала мне утром. Вернее, оставила вчера с вечера. Ах, вот она, я завернул в нее грузила...
Вынимает из кармана ком бумаги, разворачивает.
В е л ь к о (читает через плечо Андриса). "Андрюсик, сделай себе яичницу с помидорами. Не забудь яйца взболтать со сливками. Целую".
Андрис. Вот видишь. Ты был прав. Это она.
В е л ь к о. Это она.
Андрис. Зачем ты это сделала, Марья?
Марья. Милый, мне казалось, что если я отвлеку тебя от прежних твоих занятий и займу добрым, длинным фильмом, да еще на тему мне близкую, это как-то сблизит и нас... И видишь, я не ошиблась. А продолжай ты снимать свои сумасшедшие репортажи или фильмы о камнях и.насекомых, что бы с нами было?
Андрис. Вот видишь, Велько, видишь, Авсей, как все просто. Это отвечает на твой вопрос, откуда взялся замысел "Судного дня".
Год. Просто-то просто. Но эта женщина разрушает мои планы.
Андрис. Каким образом?
Год. Я думал поехать на Лех, а теперь...
Андрис. А теперь?
Год. Надо снимать. Ты уже решил, кому предложить роль инспектора?
Марья. Авсей, вы вполне сможете хотя бы часть фильма снять на Лехе.
Год. Ты так считаешь?
Марья. Уверена. А ты как думаешь, Андрис?
Андрис. Очень мило с твоей стороны, что ты решила со мной посоветоваться.
Марья. Не обижайся, милый. Год ведь так хочет на Лех. Велько, а ты что скажешь?
Велько (мрачно). Знаешь, я, пожалуй, сначала отвечу на тот, последний твой вопрос.
Марья. Это какой же?
Велько. Ты спрашивала, зачем я насаживал косу на черенок.
Марья. В самом деле?
Велько. Я обещал ответить, и отвечаю. Чтобы косить!
Велько берет косу, прислоненную к стене дома, вскидывает ее на плечо и отправляется за кулисы. Сидящие за столом постепенно расходятся. Остается только курчавый бородач за машинкой.
Бородач (печатает и приговаривает вполголоса). Сидящие за столом постепенно расходятся. У-всех дела, да и вставать завтра рано. Становится темно, я еле различаю клавиши - так и не научился печатать вслепую. Большая луна повисает над трубой дома Андриса. Над всеми трубами домов. Над Волгой и Ветлугой. Над прошлым и будущим. Пора ставить точку - конец главы, конец письма, конец повести. Где-то сказано: "Конец дела лучше начала его". Конец всегда венчает дело - уже другие берега маячат за листа пределом, как многоцветные луга. Смешение времен и красок, тюрбанов, шляпок, шлемов, касок. Литература - карнавал, так этот жанр Бахтин назвал. Но в бутафорского огня игре, в шутих надсадном вое вдруг просквозит лицо живое - нет, нет, приятель, чур меня! Я прочь бегу, я снова рад в беспечный кануть маскарад.