- У вас же сотрясение мозга! - кричал кто-то мне вслед. И это было приятное известие, лишнее подтверждение того, что я цел и невредим. А сотрясение - все это чепуха.
Через некоторое время я обнаружил на голове у себя повязку, значит, кровь была, а я получил контузию. Как на войне. Почему-то сейчас это было приятно сознавать.
На тротуаре, рядом с моей "Шестеркой", темнели блестящие от воды милицейские куртки. Майор тоже был здесь. Он нацелил было взгляд мне в переносицу, но отвлекся, смотря куда-то вниз.
Я посмотрел туда, куда они все смотрели. За моей машиной на носилках лежало укрытое плащом тело.
- Сержант? - спросил я.
- Да, - кивнул полковник. - А вы, я вижу, целы и невредимы?
Майор вновь посмотрел на меня.
- Ладно, езжайте-ка сегодня домой. А завтра попрошу явиться к трем часам. Сейчас вы... плохо выглядите, - сказал он мне, скользнув взглядом по моей повязке.
Когда я приехал к себе домой, была уже глубокая ночь. Я доехал до автостоянки. Дежурил знакомый парень Леха. Я загнал свой покалеченный "Москвич" за ограду. Охранник обещал завтра заняться моей машиной. Завтра же мне надо будет ехать к себе в гараж, где у меня, ещё от лучших времен сохранился "Опель". Когда-то иметь сразу две машины - причем одну иномарку - казалось мне верхом богатства.
Живу я на проспекте Мира в сталинском кирпичном доме вечной постройки в трехкомнатной квартире, которая давно уже требует ремонта. Однако руки все не доходят. Точнее, нет времени, да и жаль тратить его на благоустройство того, к чему я всю жизнь относился скептически: домашнего гнездышка.
Впрочем, дома у меня относительно прибрано.
Лифт вознес меня на мой этаж. Во всем здании стояла мертвая тишина. Голова у меня стала болеть ещё пуще. Я вошел в свою квартиру, открыл окно и впустил вместе с влажным воздухом дождь. Сбросив пиджак, я достал из холодильника бутылку водки и налил себе полстакана. Выпил, сразу полегчало. Я вспомнил об убитом сержанте, и мои тревоги стали казаться не столь уж тяжкими. Я ни минуты не сомневался, что стреляли в меня, но в темноте не заметили подмены. Сержант спас меня, подставив свое тело.
И все же я не мог понять, зачем я кому-то понадобился, зачем меня старались убить? Я вновь прокрутил в голове события этого вечера. Мне вдруг стало подозрительным всё. Зачем ко мне обратилась за помощью совершенно незнакомая женщина? Хотя, конечно, я вполне мог быть для Елены Олеговны первым реальным представителем если не милиции, то правоохранительных органов вообще. Первым, кто реально что-то сделал, что-то касающее её или её семьи и не на экране телевизора, а наяву. Так бывает. Человек верит только тому, с чем сталкивается лично.
Но все равно вопросов было больше, чем ответов. Почему этот Терещенко, этот названый брат Тарасовой Елены Олеговны попытался нейтрализовать меня газом, когда я хотел задержать его до прихода милиции? Вдруг он замешан в похищении сестры, а зашел, возможно, замести следы или просто под шумок прихватить какую-нибудь ценную вещицу? И кто в меня стрелял? И зачем?
Я налил себе ещё полстакана водки, выпил и, ощущая, как приятное тепло растекается по жилам, закурил сигарету.
Через некоторое время я пошел в ванную. Умылся. Идти в душ сил не было. Я посмотрел на себя в зеркало. Повязка придавала мне лихой вид, но в общем-то лицо мне не понравилось: я выглядел усталым, осунувшимся и больным.
Я вернулся в гостиную, в спальню не пошел. Не раздеваясь, лег на диван, укрылся пледом, всегда наготове лежащим рядом в кресле, и лежал, прислушиваясь к тишине уснувшего здания и к тишине города за окном. Я думал, что вот ещё один день прошел. Снова я оказался втянут в события, до которых мне, собственно говоря, никакого дела нет. Не за деньги же я бегаю все эти годы. Вернее, не столько за деньги, сколько за то, чтобы создавать самому себе видимость смысла. Мужик обязательно должен привносить смысл в дело, которому он служит. Но странная вещь, чем дальше, тем все меньше смысла я нахожу во всех этих своих геройских делах, за которые я, правда, время от времени получаю неплохое вознаграждение. Да, наверное, кроме денег человеку ещё что-то надо. Но вот что? Может быть, друзей, как тогда, на войне? Не знаю, можеть быть...
А за окном шелетели тополя и ясно раздавались шаги одинокого прохожего, спешащего поскорее добраться домой. Все замирало до утра, все успокаивалось, засыпало. И постепенно и в мою душу тоже вошел покой...
ГЛАВА 16
ЗВОНОК БИЗНЕСМЕНА
Проснулся я в десятом часу. Нет, было уже около десяти. Я почувствовал бодрый запах кофе, вползающий от соседей через открытое окно и, медленно отгоняя остатки сна, вернулся к действительности, сам отнюдь не бодрый, но уже готовый к тяготам нового дня. А главное, голова уже не болела. Голова была пуста и гудела как большой котел, но уже не по причине контузии. Я прежде всего достал из холодильника бутылку пива, тут же опустошил её из горлышка, и скоро почувствовал, как окончательно возрождаюсь к жизни. Словно Феникс из пепла.
Пуля только чиркнула по моему черепу, сорвала кусок кожи и оглушила. Ничего серьезного. За ночь царапина затянулась, а когда я сходил в душ и смыл остатки запекшейся крови, то новая повязка уже не понадобилась.
Потом я сделал себе яичницу и выпил ещё бутылку пива. А когда потом пил кофе, зазвонил телефон.
- Слушаю, - сказал я и мужской решительный, странно знакомый мне голос резко произнес:
- Мне нужен господин Быков. Это вы?
- Я слушаю.
- Я - Тарасов, отец Марины. Надеюсь, вы помните, как привезли её несколько недель назад? Вчера вы были в моем доме. Мне нужно вас увидеть. И немедленно. Вы можете сейчас подъехать ко мне домой?
Я помедлил, прежде, чем ответить. Честно говоря, я был сыт по горло этой семейкой. И прочими сопутствующими воспоминаниями. Вчерашний альтруизм вышел мне боком, так что меньше всего я хотел вновь окунуться в их убогую, но богатую жизнь.
Тарасов по своему истолковал мои колебания.
- Я желал бы обговорить с вами оплату ваших прежних услуг моей семье. И если вы будете согласны, то и новых.
- Он помедлил секунду и, словно все уже было решено, добавил:
- Жду вас через полчаса у себя дома. Всё.
Он дал отбой. Я ухмыльнулся и положил трубку.
Я подумал, что даже такого рода потрясения, как похищение жены и дочери, не могут изменить в человеке желание оседлать ситуацию, чувствовать себя хозяином положения.