– Его мать померла от передоза. Он живет с сестрой, которой на него насрать. Я стараюсь посылать ему деньги, чтобы он хоть позавтракать мог и купить в школе обед. Завел для него счет в банке – на случай, если ему не захочется идти в банду. На случай, если ему приспичит стать, к примеру, космонавтом или футболистом. – Он достает из-под матраса небольшой блокнот. – Я ему пишу. Типа как дневник. Чтобы знал, кто его отец, когда научится читать.
Всегда проще осудить человека, чем попытаться выяснить, что довело его до преступления или любого другого аморального поступка. Возможно, он тоже хотел как лучше. Полиция заклеймит Уилтона Рейнольдса наркодилером и порадуется, что общество избавилось еще от одного отброса. Папаша из среднего класса, встретив на улице бритоголового сквернослова Компактного, отшатнется от него как от прокаженного, даже не подозревая, что того тоже ждет дома маленький мальчик. Людям, которые прочтут в газетах, как я украл дочь, я покажусь воплощением ночных кошмаров.
Я задумчиво почесываю бритую голову, на которой уже пробиваются новые колючие волоски.
– Это такой газ, называется фосген.
– Чего?
– Твой друг погиб от этого газа. Во время химической реакции, необходимой для получения метамфетамина, выделяется смертоносный газ. Если неправильно отсоединить трубки, умрешь.
– Ты тоже варил «фен»? – изумляется Компактный.
– Нет. Просто у меня диплом химика.
Присев, я прошу дать мне блокнот, который Компактный по-прежнему держит в руках. Вырвав страницу, я шарю под подушкой в поисках карандаша – если хорошенько его заточить, можно обороняться от врага, поэтому я не расстаюсь с ним даже во сне.
Через несколько минут, изрядно начеркав, я протягиваю рецепт Компактному.
– Найди себе другого приятеля. Это сработает.
– Ни х…! Ты в это не ввязывайся. Ты не такой.
Он мнет бумажку и бросает ее на пол.
А я не перестаю удивляться тому, какой я и на что оказываюсь способен. Я вспоминаю тот день, когда мы бежали; вспоминаю, как привел тебя в кафе и разрешил заказать все-все десерты в меню – чтобы ты запомнила лучшее обо мне, прежде чем подумаешь худшее.
Я подбираю бумажку с пола.
– Как, говоришь, зовут твоего сына?
Первое, что вам понадобится для приготовления метамфетамина, – это много друзей: в аптеках в одни руки отпускается ограниченное количество таблеток от простуды. Продаются эти таблетки в пачках по двадцать четыре штуки, а чтобы получить нужный объем псевдоэфедрина, нужны тысячи. Также запаситесь резиновой трубкой, муфтой, ацетоном и спиртом. Раздобудьте соляную кислоту, наполнитель для кошачьих туалетов, скотч, кристаллы йода, несколько колб и пробирок. Не забудьте о красном фосфоре – это то вещество, которым покрывают спичечные головки, вот только вам понадобится его очень много. Не помешают фильтры для кофеварок, воронки, щелочной раствор и резиновые перчатки. Прикупите также форму для выпечки и консервные банки с крышками.
Измельчите таблетки в блендере, ссыпьте полученный порошок в консервную банку. Залейте спиртом и встряхивайте, пока не выпадет осадок. Профильтруйте через спирт еще несколько раз. Разлейте образовавшуюся жидкость по формам для выпечки и грейте в микроволновой печи, пока она не испарится. Разотрите порошок как можно мельче, промойте ацетоном и слейте осадок в другую тарелку. Разделите фракции и дайте высохнуть.
А тем временем подготовьте стеклянные емкости.
На двадцать пятый день моего пребывания в тюрьме негры дают мне прозвище Химик. Я обогащаю свой словарный запас: «стеклом» называют амфетамин, промытый ацетоном, а потому чистый и дорогой. «Децл» – это одна шестнадцатая унции. «Восьмерка» – одна восьмая унции. «Четвертушка» – четверть, как нетрудно догадаться, грамма – это стандартная доза для разовой инъекции, на улицах ее можно купить за двадцать пять долларов. «Червонец» – это доза на десятку. «Щипаться» означает ловить кайф под «феном», «защищаться» – ловить кайф слишком долго, «перещипываться» – промежуточное состояние.
Я стараюсь не думать о том, что это действительно будет кто-то покупать, стараюсь не думать о незнакомых людях, которым причиню вред. При этом я понимаю, что их здоровье – это цена, которую я плачу за свою безопасность, за то, что черные согласны меня «крышевать». Другой голос в моей голове без умолку шепчет: «Я же тебе говорил! Разрушил одну жизнь – почему бы не разрушить еще сотню других?»
Армия шпионов на воле становится руками и ногами нашей операции. Они покупают ингредиенты, готовят «фен», открывают нам с Компактным банковские счета. Я не хотел на этом наживаться, но Компактный настаивал – и я в итоге пошел на попятный. Я представляю, как пущу эти средства на то, чтобы оградить ровесников его сына от подворотен, – возможно, открою что-то вроде дома престарелых, но только для подростков. Их отчаяние куда горше, чем отчаяние стариков.
И это возвращает меня к вопросу, не дающему покоя с первой минуты в тюрьме: если ты совершил ошибку, то каков объем компенсации за нее?
Компактный выискивает по разным блокам диабетиков, которые воруют шприцы из клиник, куда их водят на инсулиновые инъекции. Клиенты наши, в большинстве своем, предпочитают колоться, что создает повышенный спрос на иголки, но «фен» можно и курить, нюхать, подмешивать в кофе или сок.
Не успеваем мы подготовить первую партию, как Компактный уже показывает мне полный список покупателей.
В тот день, когда начинается отбор присяжных, мне выдают костюм и голубую рубашку. Я не узнаю эту одежду и, поглаживая мягкую ткань, думаю, не ты ли ее выбирала. Я настолько воодушевлен возможностью надеть хоть что-то, отличное от тюремной робы, что не сразу замечаю, насколько огорчен Компактный.
– Цыпленок Майк не сможет принять товар, – говорит он.
Он подает мне письмо от зека из соседнего блока. Поскольку общаться друг с другом заключенным запрещено, письмо передали через третьи руки: кто-то получил его на воле от Майка, затем отослал Компактному. В письме сказано, что Майк должен был пронести первую партию «фена» сегодня, когда пойдет в суд на оглашение приговора, но его адвокат перенес заседание – и теперь сделка не состоится.
– Ну что же, – говорю я, поразмыслив. – Я-то в суд сегодня иду.
Для перевода в здание суда арестантов сковывают одной цепью. Под мышками мы несем свои альтер-эго: джинсы и майки, рубашки и костюмы. По прибытии в здание оковы снимают, нам разрешают переодеться. Эрик забыл взять мне носки, поэтому приходится надевать только туфли на голые ноги.
В зал нас гонят как стадо и усаживают на скамью присяжных. К столу, где сидят адвокаты, нас будут вызывать по одному. Эрик еще не пришел, что не может не радовать: мне бы очень не хотелось, чтобы он видел то, что я намереваюсь осуществить.
По большому счету, какая разница, что ты делаешь: даешь рецепт, по которому сварят килограммы метамфетамина, или лично проносишь его в тюрьму – все равно ты виновен. Но участь активного участника процесса почему-то все равно кажется мне позорнее.
Компактный сказал, что товар мне передаст подружка Блу Лока.
– Ты просто сиди, – напутствовал он меня, – и жди, пока товар сам к тебе приплывет.
Я сижу на скамье присяжных уже почти полчаса и наблюдаю, как адвокаты прибывают, обмениваются репликами, просматривают бумаги. Судьи пока не видно. Я восхищаюсь высоченным потолком, разлетом между стенами – всей этой незамысловатой казенной архитектурой, масштабы которой уже успел позабыть.
По центральному проходу пробегает молоденькая девушка в полосатом костюме, плотно облегающем талию и бедра, и строгих черных туфельках на каблуках. Волосы у нее заплетены мелкими косичками, а те, в свою очередь, закручены толстым рогаликом; кожа у нее цвета кленового сиропа.
– Да, я ассистентка Эрика Тэлкотта, – говорит она приставу и указывает на меня. – Он хочет, чтобы его клиент просмотрел сегодняшнее заявление. Можно? – Она заискивающе улыбается.