Киран поставил чашку в держатель возле капитанского кресла и откинулся назад. В последнее время он начал доверять Сареку почти так же, как Артуру. На него можно было положиться, как мало на кого еще.
— И чем вызываются эти различия, как ты думаешь?
Мальчик озадаченно посмотрел на него.
— Ты не сдался. Какая разница между тобой и Мэттом Олбрайтом?
Сарек облокотился о ручку кресла, задумавшись. Он покачал головой:
— Я знаю только, что каждое утро я встаю, поворачиваюсь к Мекке и молюсь.
— И это помогает?
Сарек пожал плечами:
— Мой папа хотел бы, чтобы я это делал.
Киран кивнул, переносясь разумом в ту жуткую ночь, когда все его силы подходили к концу, в ту ночь, когда ему явился голос, успокоивший его.
— Значит, ты веришь в Бога, — сказал Киран.
— Да.
— Почему?
Сарек, казалось, был поставлен в тупик этим вопросом.
— Просто мне, наверное, это кажется очевидным. Что за всем этим должно быть что-то еще. — Он махнул в сторону иллюминаторов, где через туманность пробивался слабый свет одной или пары звезд. — Я имею в виду, все сущее. Ты. Я. Просто результат какой-то космической случайности? Это как-то непохоже на правду.
— Я понимаю, о чем ты говоришь, — задумчиво сказал Киран. — Но тебе не кажется, что мы в меньшинстве?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты не думаешь, что мы единственные верующие на корабле?
Сарек покачал головой:
— Совсем нет. В любом случае, теперь нет. Папа всегда говорил, что не бывает атеистов в окопах под огнем.
— Почему твою семью не отправили на другой корабль? — спросил Киран. Это всегда удивляло его и по отношению к его собственной верующей семье, которая никогда не соответствовала духу «Эмпиреи».
Сарек пожал плечами:
— Не думаю, что мусульманские семьи пришлись бы к месту на том корабле.
Киран задумчиво кивнул.
Той ночью Киран лежал в кровати Капитана и размышлял об управлении кораблем. Он был практичным, здравомыслящим, ответственным, но ему не удавалось вдохновить их.
— Я не оправдываю их ожиданий? — прошептал он в темноту.
«Им нужно откровение», — сказал голос.
Он сел на кровати, шелестя простынями.
— Ты правда там? — прошептал он. — Что мне делать?
«Дай им откровение».
— Как?
«Ты найдешь способ».
— Мне этого мало! — воскликнул он.
Но теперь он снова был один.
«Откровение», — сказал голос. Вот чего не хватало мальчикам. Место в жизни, о котором они могли бы подумать, что это их судьба, какая-то цель, к которой можно стремиться даже в горе.
Киран вспомнил ту ночь, когда мальчики узнали о гибели своих родителей, и проповедь, которую он тогда нашел. Та проповедь дала мальчикам надежду, которая позволила им продолжать бороться или, по крайней мере, не сдаваться. Надежда помогала им чувствовать, что они все еще связаны с их погибшими семьями, как сказал Сарек.
Ему нужно было найти еще проповеди наподобие той.
Он вылез из кровати, включил настольную лампу и сел к компьютеру Капитана. Он нашел папку с проповедями и пролистал названия, вроде «Бесплодные утробы, плодородные сердца» и «Вырастим зерно для будущей жизни». Всего несколько проповедей имели отношение к их сегодняшним проблемам, но он прочитал их все. Там говорилось о великой миссии и о том знаменательном дне, когда корабли достигнут Новой Земли и начнутся работы терраформирования. Это была священная миссия, договор между Богом и всем человечеством — не только тем, которое осталось на Земле, но и их детьми, детьми их детей, на все тысячелетия.
Эти слова зацепили Кирана, и он почувствовал, что это правда. Миссия «Эмпиреи» была величайшим предприятием за всю историю человечества. Продолжение возникшей на Земле жизни зависело от этой миссии, и она не должна была провалиться. Именно таков был замысел Бога.
Тогда почему? Почему Бог допустил убийство их семей, похищение девочек? Почему он поставил под угрозу выполнение миссии? Если только… это была часть Его плана?
«У страдания есть цель», — вспомнил Киран. Его боль и голод на гауптвахте очистили его и сделали готовым к получению послания Бога. Бог допустил нападение затем, чтобы вся команда «Эмпиреи» была открыта Его голосу.
Киран не спал всю ночь, читая проповеди, делая заметки и записывая свои мысли, освещенный желтым кругом света от настольной лампы. Чем больше он писал, тем сильнее ощущал, что идет навстречу своей судьбе. Голос указал ему его путь.