— Стукнуть? — Клэр вытаращила глаза от изумления, — вы серьезно? Вы понимаете, как это будет выглядеть? Я бью такого важного господина, как вы?
Тут он расхохотался.
— Можете стукнуть меня, когда этого никто не видит.
Клэр приподняла брови.
— Это абсурдно. Вы прекрасно знаете, что я не стану этого делать.
— Так попробуйте. Вдруг понравится.
— О, в этом я не сомневаюсь совершенно, — внезапно она фыркнула и рассмеялась.
— Ну вот, — заключил герцог, — теперь я вижу, что вы не сердитесь. Долго же вас пришлось уговаривать.
— Уговаривать? Стало быть, это были уговоры. Вот оно что. Простите, что не поняла этого сразу.
— Но могу вас обещать, что больше никогда не стану подшучивать над вами. Вижу, это может быть очень опасно.
— Кажется, я это уже слышала. Но всякий раз вы не можете удержаться.
— Я говорю это впервые.
— Второй раз, — уточнила Клэр.
— Разве?
Она кивнула.
— В таком случае, в этот раз я сдержу свое обещание, мадемуазель.
Девушка чуть, было, не сказала, что ей очень хотелось бы в это верить, но не стала. В самом деле, зачем? Так снова можно вдрызг разругаться. А она все-таки на приеме, и ей хотелось бы немного потанцевать. Или даже не немного.
— А теперь мне придется ненадолго вас оставить, мадемуазель, прибыли новые гости, — заключил герцог, — но на первый танец я вас непременно приглашу.
— Буду вам очень признательна, ваша светлость, — не задержалась с ответом Клэр.
— Ах, оставьте, — он махнул рукой и отошел.
Она покачала головой. На ее памяти такое случается впервые. До сих пор еще никто не вел так себя с ней. Очень странно, но почему-то в его присутствии ей постоянно хочется злиться, кричать, топать ногами и метать громы и молнии. Почти в каждой фразе герцога она видела какой-то ехидный подтекст.
Итак, герцог отошел к новым гостям, барон увлеченно беседовал со старым знакомым и Клэр осталась совершенно одна. Впрочем, она не тяготилась своим одиночеством, зная по опыту, что долго это состояние не продлится. Обычно, как только от нее отходил один поклонник, сразу же появлялся другой. Ну, иногда нужно было подождать несколько минут. Иногда это казалось девушке утомительным, иногда — забавным. В общем, скучать ей было явно некогда. И потом, девушка давно не чувствовала себя чужой в этом доме. За несколько недель она привыкла тут находиться, ей нравилось жить здесь и Клэр считала, что отъезд, обещанный батюшкой в скором времени, явился бы очень некстати. Пожить в таком шикарном доме, где все с тебя пылинки сдувают и выполняют любое, даже самое ничтожное желание, хотелось как можно дольше. Тем более, что их никто и не торопил.
Клэр рассматривала гостей, иногда задерживаясь взглядом на платье какой-нибудь дамы и оценивая его с чисто женской точки зрения. Ее больше интересовало не то, как дама в нем выглядит, а фасон платья, ткань, из которой оно сшито и, разумеется, насколько оно модно. Обнаружив несколько более свежих вариантов, чем ее собственное, Клэр немного расстроилась.
И в это время к ней подошел молодой мужчина среднего роста и крепкого телосложения. Девушка успела подумать, что его лицо ей почему-то немного знакомо, как он произнес:
— Мадемуазель, не могу выразить словами, как я рад возможности наконец вас лицезреть!
Для начала Клэр сделала над собой усилие, чтобы не скорчить гримасу, поскольку это было бы очень невежливо. Прозвучавшая фраза показалась ей глупой, напыщенной, и весьма дурацкой, если уж на то пошло. Как будто, она находилась в театре и смотрела скучную, длинную и тяжеловесную пьесу. Следующей ее мыслью была такая: «Кажется, я его в самом деле встречала. Но вот где? Совершенно не помню». Неудивительно, что она его не помнила. Люди, которые ей не нравились, быстро исчезали из ее памяти.
— Месье, — учтиво произнесла она вслух и слегка присела.
Сказанное можно было трактовать, как угодно.
— Вы несомненно меня помните, — утверждающе продолжал незнакомец.
— Месье? — это прозвучало вопросительно, и девушка приподняла брови.
С какой стати он решил, что она должна его помнить?
Но, судя по всему, он или не понял этого, или просто не придал значения. Он был уверен в том, что его непременно должны помнить, а все остальное было неважно.
— Вот уже несколько недель я ищу возможность принести вам мою самую горячую благодарность и признательность за спасение!
«За какое спасение?» — мелькнуло у нее в голове, но тут Клэр осенило.
— О, — проговорила она вслух, — вы тот самый незнакомец, который дрался на дуэли у нашей двери.
— А вы проявили поистине неземное милосердие, оказав мне неоценимую помощь.
Клэр подавила вздох. И вот с такими экземплярами ей приходится беседовать! Куда подевались остроумные и внимательные собеседники!
— Э-э… ну да, конечно, — с трудом нашлась она.
— Вы совершили чудо! — воскликнул он с жаром.
— Да? — удивилась девушка, — какое?
— Вернув меня из мира мертвых в мир живых.
Кажется, свою голову он там позабыл. Или ее вообще не было?
— Ничего подобного я не делала, месье. Я просто пригласила врача. Такая ерунда. Не стоит благодарности.
— О, какая обворожительная скромность! Небесная кротость и ангельское смирение! Позвольте же мне, наконец, узнать имя той, благодаря которой я сейчас нахожусь здесь, а не на том свете.
«Господи, пусть кто-нибудь уберет его отсюда!», — взмолилась Клэр про себя. Скромность, кротость, смирение — это явно не про нее. Кажется, он ее с кем-то перепутал.
— М-м-м, — процедила она сквозь зубы, пытаясь проглотить слова, которые так и рвались у нее с языка. Очень нехорошие слова, если честно.
— Но я не слышала вашего имени, месье, — отозвалась Клэр, делая ударение на слове «вашего».
— Боже, непростительная забывчивость! Мое имя — Шарль Ренуар, спасительница, — и он отвесил ей церемонный поклон, при том не спуская с нее глаз. Он взирал на нее с восхищением. Точнее, он просто пожирал ее взглядом.
— Кларисса де Каванте, — нехотя проговорила девушка, — прошу вас, месье, не приписывайте мне чужих заслуг. Месье Мориньи — вот ваш спаситель по праву. Именно он сумел остановить кровь и перевязать раны, что и способствовало вашему спасению. Я ничего подобного сумела бы сделать.
— Но если бы не вы, Мориньи там бы не было. Именно вам я обязан тем, что мною занялся доктор. К тому же, было бы странно ожидать от женщины способностей к врачеванию.
— Мне, право, стыдно признавать свою собственную никчемность, но мысль о враче пришла в голову не мне, а моей служанке. Так что, я не считаю вашу благодарность заслуженной, месье, но очень рада, что вы вновь на ногах и судя по всему, чувствуете себя превосходно.
— Не разубеждайте меня, мадемуазель де Каванте. Я уверен, что своим спасением обязан только вам и никому более. Сколько в вас кротости и христианского милосердия! Ваш небесный образ незримо поддерживал меня в дни моей болезни. В бреду я видел вашу ангельскую головку, склоненную надо мной с выражением такого сострадания и светлой печали! И жалел лишь об одном, что все это я видел своим мысленным взором.
Что он такое несет? Ведет себя так, словно сошел с ума или перегрелся. А может быть, он пьян? Да нет, не похоже. Странно, каким образом он мог рассмотреть в ней сострадание тогда, когда она почти умирала от желания избавиться от его бренного тела из опасения, что он вот-вот скончается и им с Франсин нужно будет ломать голову, что делать с трупом. И вообще, он, кажется, был без сознания, разве нет? Как он вообще мог что-либо заметить? Или это ему привиделось? Говорят, в бреду людей посещают очень странные видения.
Впрочем, нет, конечно, Клэр, какая глупость с твоей стороны. Он просто несет всякую чушь, чтобы вызвать в тебе симпатию к себе, расточая комплименты и превознося до небес.
— Хорошо, месье Ренуар, — произнесла Клэр, как того требовала учтивость, — я принимаю вашу благодарность, но единственно для того, чтобы более не возвращаться к этой теме.