Он швырнул прямо в протянутые руки Красавы какой-то сверток и вышел. Явившийся следом чужанин принес маленькую лохань и ведро с ледяной водой.
— Ох и богатая же одежа… — Восхищенно протянула Красава, успевшая развернуть сверток.
На коленях у нее лежало платье из тяжелой, ворсистой ткани. Бархат, вспомнила Забава название чудного, словно бы мехового плетения. Ткань была цвета осеннего упавшего листа — густо-желтая, отливающая золотом в скудном свете, падавшем из щели между занавесками. Еще в свертке оказалась сорочица из тонкого шелка, цвета сливочного масла. И гребень.
— Живо чеши меня. — Приказала Красава. Глянула на лохань и ведро, скривилась. — И с этим мыться? На холоде?
Забава молча пожала плечами. Она сама с радостью помылась бы и в этом, но вода, скорей всего, предназначалась главным образом для Красавы.
— Ладно… — Сестра шумно подышала, потом отложила в сторону платье, привстала и задрала подол. — Поможешь мне. И старой рубахой разотрешь, как только закончу.
Даккар уже подплыл к устью фьорда, который соседи назвали Хааленсваге — по имени поместья, стоявшего на дальнем конце узкого залива.
Впервые за все время пути отдохнувшие викинги сели на весла, и драккар полетел по мелким волнам вспугнутой птицей, разгоняемый мощными гребками.
Свальд стоял на носу, вглядываясь в приближающийся берег. Сзади подошел Сигурд, сказал радостно:
— Как ты думаешь, ярл, твой брат устроит для нас пир? Тогда, на берегу, он был очень щедр…
Взгляд Свальда скользнул вдоль темной стены скал, возвышавшихся на дальнем конце фьорда. Над ложбиной сверху поднимались высокие двухскатные крыши. И каждую, ярл это знал, венчали головы драконов, вырезанные из драгоценного мореного дуба.
Сейчас над крышами поднимались темные дымные струйки, отсюда казавшиеся тонкими нитками. Сразу четыре.
— Он уже готовит для нас пир, Сигурд. Видишь эти дымы? С того места, где стоит дом моего брата, устье фьорда видно, как на ладони. Готов поспорить, что туши уже на вертелах, и рабы распечатывают бочонки с крепким зимним элем и медом…
— Он что, каждый драккар так встречает? — С недоумением пробормотал викинг.
Свальд пожал плечами.
— Не каждый. Но я уверен, что брат узнал мой драккар раньше, чем мы прошли середину фьорда. Глаз у него зоркий…
— А когда ты преподнесешь ему рабынь? — С любопытством спросил Сигурд.
Ярл Огерсон несколько мгновений молчал, обдумывая. Сказал уверенно:
— Там четыре дыма. Значит, пир затевается роскошный. И на него придут все воины из хирда брата — и те, что живут в его поместье, и те, у которых есть дома поблизости. А еще их жены, родичи… пожалуй, лучше я преподнесу рабынь прямо на пиру. Пусть все видят, что семья поддерживает Харальда. И понимает, что в жизни берсерка бывают определенные трудности…
— Это достойно воина. — Растроганно согласился Сигурд.
Свальд метнул на помощника косой взгляд. Уж не издевается ли он над ним? Но на лице у Сигурда было лишь воодушевление — и смотрел он, не отрываясь, на струйки густого дыма, встававшие над крышами Хааленсваге. Похоже, что растроганность на его лице относилась не к решению ярла, а к грядущему пиру…
— Рабынь приведешь ты. — Объявил Свальд своему помощнику. — Думаю, когда мы поднимемся к поместью, столы уже начнут накрывать. Как причалим, ты останешься тут, на драккаре. Подождешь ровно столько, сколько нужно, чтобы я и остальные дошли до поместья и расселись за столами. А потом выведешь девок. И поведешь по лестницам, но только осторожно, чтобы не свалились вниз. Иди не спеша, возьми себе еще одного человека в помощь.
— Да я и один справлюсь. — Сигурд пожал плечами. — С двумя-то бабами? Или боишься, ярл, что они опять сбегут? Здесь им бежать некуда.
— Возьми. — Резко бросил Свальд.
Сигурд кивнул.
— Как скажешь, ярл. На драккаре охрану оставить?
Огерсон задумался. Пристань под скалами, у которой стоял уже различимый отсюда драккар Харальда, наверняка охраняется. И сам фьорд сверху виден как на ладони. А ночью покой поместья лучше любого оружия охраняет слава берсерка Харальда…
— Не надо. Пусть все сойдут на берег, порадуются угощенью.
Корабль куда-то причалил, потому что качка стала едва заметной. Чужане тут же забегали по кораблю, перебрасываясь незнакомыми словами. Вскоре по доскам настила загремели тяжелые шаги — и гомон голосов чужан начал отдаляться.
Забава выглянула из-за занавеси, отодвинув тяжелый, пропитанный солью край. В трех шагах от чулана стояло двое чужан — один, стоявший вполоборота к занавесям, тут же кинул на нее злой взгляд. И страшно нахмурился, оскалив зубы. Забава, вздрогнув, торопливо подалась назад. Со стороны чужан послышался довольный гогот.