Зазвонил телефон. В трубку кричал разгневанный Аркадий:
— Трофимыч! У тебя Регина? Это хорошо, скажи ты мне? Так поступают хорошие жены, чтобы в полночь бежать к чужому мужику?..
— Ты откуда знаешь, что она у меня?
— Хо! Он еще говорит! Я приехал из Москвы, а на столе лежит записка: «Я — у Трофимыча». Она уже говорит так, будто я уже не муж, а она не жена. Я вот возьму охотничий нож и буду вам резать головы, как чечен.
— Хорошо, хорошо. Я давно подозревал в тебе террориста, но только мы с Региной тебя не боимся. Приходи-ка лучше к нам, и мы тут обсудим кое-что важное. Веранда открыта, заходи.
Через десять минут словно ветер влетел Аркадий. Не поздоровавшись, зашумел:
— Татьяна едет в Судан на гастроли. В Судан — слышите! Это страна, где живут людоеды и жрут друг друга. Она будет там петь! Чего петь? Русские песни и романсы? А кто их будет слушать?.. Эти дикари, которые бегают с ножами и всех режут, как чеченцы. Нет, она мне сказала, и у меня закололо сердце.
Повернулся к жене, сидящей на диване, кинулся на нее ястребом:
— Она сидит! Сидит и в ус не дует. Ты, слышишь, Трофимыч: она — каменный истукан, а я варвар, и у меня трясутся все кишки.
Регина небрежно заметила:
— С твоими кишками ничего не случится. Съешь десяток котлет, дюжину пирожков и килограмма два творогу — и твои кишки успокоятся. А Татьяна едет не одна, ее повезет на своем самолете олигарх, чуть ли не главный вор России. Он снимет для ее рок-группы лучшие залы, и она заработает кучу денег. А, может, еще и сам олигарх отвалит ей миллион-другой. Тебе что — плохо будет, если Татьяна станет миллионершей?
Аркадий негромко хлопнул по ковру своей неуправляемой ступней, вытаращил и без того выпуклые глаза и вращал ими так, будто в кабинет влетела шаровая молния. Потом сел в угол дивана, на котором сидела и Регина, подался к ней всей тушей:
— Но если олигарх — то разве это плохо? Может, и замуж за него выскочит. Мы тогда на Канарах виллу купим.
— Сам поезжай на Канары. Нам и тут, в России, хорошо. А замуж за олигарха Татьяна никогда не выйдет.
— Почему? — удивился Аркадий.— Мне сказал раввин: у нашего олигарха, ну, того... Царика, полтора миллиарда долларов на счетах в европейских банках. Честные деньги, отмытые. Своими руками заработал.
— Царик-то — своими руками? Это как же?
— А так. Рыбу ловил в одном месте, продавал в другом — за доллары, франки и марки. Много рыбы, целые горы!
— И ловил своими руками?
— Да! Да! Своими! Тебе везде мерещатся жулики. Я тоже жулик. Великий поэт повыше Данте, а — жулик! У нас теперь система: направляй финансовые потоки, и это будет «своими руками». А если Таня выйдет замуж да еще добьется брачного свидетельства — я тогда плевал на всех критиков и поэтов. И все залы будут мои, и телевидение, и я сам буду делать деньги больше Филиппа Киркорова.
— Ладно, ладно, распалился,— охладила его Регина.— Не бывать Татьяне женой этой золотой обезьяны. Она — русская! Это тебе говорит о чем-нибудь?..
— Таня — и моя дочь! — плаксиво взвизгнул Аркадий.
— Твоя, твоя, успокойся, пожалуйста.
Аркадий вскочил, шлепал по ковру подошвой ботинка, размахивал руками. Подскочил к хозяину:
— Трофимыч! Видишь ты ее — шовинистка проклятая! Всю плешь мне переела. Я виноват, что не русский — да? А это хорошо, что она русская — да?.. Сам ты мне говорил: русские глупы, как бараны. Власть у вас отобрали, нефть, газ... Рыжий таракан Чубайс забрал. Она вчера плакала, русских тоже ругала. А кто их не ругает? Весь свет ругает. И что же — стыдилась бы, что русская, а она в глаза мне тычет. Скажи ты ей, Трофимыч. Ты-то понимаешь, что время ваше кончилось. За меня держитесь, я вас вывезу. А гусиным шагом больше не ходите. Орденами трясти не надо! В бою-то всякий может... если разозлят. А ты, попробуй, стороной обойти этот бой самый. Тут голова нужна. У вас, русских, нет головы. Рыжий таракан еще раз цены на бензин поднимет, и тогда уж все поля ваши бескрайние травой зарастут. Царь-голод придет. И вы тогда ко мне прибежите. Аркадий добрый, он зла не помнит.
Пришлепал на средину ковра, ткнул пухлой ручкой в сторону Регины:
— Ее вот... и вас от голода спасет.
Регина добродушно и снисходительно улыбнулась.
— Но если хлеба не будет, где же ты его возьмешь?
— Еврей найдет. Из-под земли достанет, а Регину свою спасет. Да, да... Не улыбайся так ехидно. Не найдем в этой стране, улетим в Америку, в Израиль.
— Ну, ну — лети. Мы тебе куда надо перо вставим — полетишь быстрее. А теперь пойдем домой. Пар мы с тобой выпустили — и хватит. Прости нас, Трофимыч. А за Таню нашу не беспокойся. Умница она и за себя постоять сумеет.
Пошел второй час ночи. Трофимыч, укладываясь в своей темной комнате, прислушался к сердцу. Билось ровно, не болело. И голову как бы опахнуло ветерком, она прояснилась, в ушах не звенело. Давно он заметил, что бурные разговоры, жаркие споры его организм не угнетали; наоборот: словесные баталии его как бы встряхивали, освежали. По природе он был боец; битва — его родная стихия, она сообщала новые силы, готовила и звала к новым схваткам.
Трофимыч спал долго и крепко; проснулся от разговоров, доносившихся из его кабинета. Прислушался: говорят и смеются Артур и Таня, и еще слышится незнакомый женский голос.
Беседу ведет Татьяна; и, как всегда, говорит и смеется, и находит слова остроумные.
— Олигарх предлагает ездить с ним в роли секретаря. А я начинаю торговаться: сколько платить будете? А он: сколько запросите? А я ему: десять миллионов в год. Долларов, конечно. Он глаза бараньи выпучил, рот слюнявый приоткрыл. Вы шутите, говорит. Да нет, я серьезно. Вы же будете глазеть на меня шесть-восемь часов в сутки, а это дорогого стоит. А он, наглец, спрашивает: видеть вас — и только? А я ему: чего же больше? Уж не думаете ли вы, что я за каких-то паршивых десять миллионов позволю прикоснуться к себе первому встречному? Да мне и миллиарда не надо. А он мотает головой и только повторяет: ну и ну!..
Трофимыч побрился, умылся, надел красивый халат и вышел к молодым людям. Таня подскочила к нему и трижды поцеловала в щеки. Она еще со школьных лет обнимала его и целовала. Он при этом всегда думал: «Уж не раскрыла ли Регина их тайну?»
В кресле у камина сидела девушка в форме милицейского майора. При появлении Трофимыча она встала и подалась к нему. Он тоже сделал движение навстречу к ней. И, приближаясь, думал: «Бог мой! Как же она прекрасна!» На что уж Таня его была хороша, но рядом с этой и Венера бы поблекла.
Протянул ей руку и назвал себя, а она сказала:
— Мы теперь служим вместе с вашим внуком.
Артур подтвердил:
— Да, дедушка. Это Екатерина Михайловна, мой начальник.
— Она, конечно, майор, и очень важно держится, и все-таки, на начальника мало похожа. По виду Екатерине Михайловне немного больше лет, чем нашей Татьяне.
В этот момент Татьяна схватила Трофимыча за руку, взволнованно проговорила:
— Петр Трофимович, майор и мне предлагает службу в милиции, говорит, дадут погоны лейтенанта. Я же институт кончаю, военное дело изучаю.
— А как же учеба?
— На заочный перейду. Хватит зайцем в электричке ездить; в милиции хорошую зарплату получать буду.
— Но ты забыла, с кем говоришь. Я же тебе не родитель.
— Вас мама во всем слушает. Скажите ей, прошу вас.
Родители ее легки на помине: как только Татьяна произнесла слово «мама», дверь открылась и на пороге появилась Регина. А вслед за ней тащился и Аркадий. Клокочущим голосом возвестил:
— Трофимыч, у ворот твоих стая машин сгрудилась. Опять, что ли, олигарх пожаловал?..
Стали знакомиться: Регина и Аркадий ошалело смотрели на майора, потом на Артура — уж не по его ли душу приехала? А Трофимыч и вслед за ним и Катя подошли к окну. Майор сказала: