— Да, конечно,— пожалуйста, я счастлив иметь такого друга. И, если будет нужно, брошу всех своих подчиненных на вашу защиту, а в моем распоряжении не одна тысяча вооруженных людей. Кстати, есть и специально сформированный Русский отряд, которым командует майор Екатерина, с ней вы только что имели честь и удовольствие ужинать. Несмотря на свою молодость, она богата, имеет пошивочную фабрику и в наших делах отличается зрелым умом и неженской отвагой.
— Да, я ее знаю. И кое-что наслышан о ее делах. Но вы сказали: «Русский отряд». А какие же еще могут быть отряды в столице русского государства?
— О-о-о! Вы сильно отстали в понимании процессов, происходящих ныне в России. Да, по истории и по понятиям многих, Москва — русская столица. Но в наше время потоки людей стремительно движутся; в Москве стали продавать квартиры, и их покупают денежные люди, а русским, как вы сами знаете, деньги не даются. Так было и так будет. Русский человек — работник, но он не умеет считать и, тем более, торговать. И уж совсем не понимает, что такое кредит и процент. Теперь в Россию снова вернулась власть денег. А вместе с этой властью пришли и другие люди. В Москве чисто русских живет два миллиона, одна четвертая часть от всех жителей. А у власти русских и совсем нет. Начальник вашей главной тюрьмы Бутырки — и тот полковник Ибрагим.
— Вы сказали: вашей? Вы что же меня числите за рус- ского?
— Да, конечно. Нам давно известно, что вы русский. А фамилию вы, конечно, взяли для маскировки. И, может быть, с целью чисто тактической: быть поближе к людям, держащим высшую власть и владеющим деньгами.
— Угу,— неопределенно промычал Грех.— Может быть, и так. А вы скажите мне вот что: превращая Москву в Вавилон, вы не опасаетесь за судьбу свою собственную? Ведь те, которых ваша власть привела в Москву, они в судный час не пощадят и вас, новых хозяев столицы. А? Что вы скажете на этот счет?
— Мы так далеко в своих мыслях не идем. Мы не мечтатели, как вы, русские. Предпочитаем держать синицу в руках, чем журавля в небе. Потому и планов о всеобщем процветании мы никогда не строим.
— Ну, почему же! Вы тоже отличаетесь большой фантазией. На протяжении многих тысячелетий строите грандиозные планы, например о мировом господстве. И случались времена, когда вы вплотную приближались к своей цели,— как вот теперь, но как-то так выходило, что планы ваши всегда рушились. Ну, да ладно: не люблю прений о большой политике. Давайте перейдем к делу: что вы обо мне знаете и зачем я вам нужен?
Глаза генерала загорелись, потеряли устойчивость — бегали туда-сюда, и весь он задвигался, то подавался вперед, ложился грудью на стол, а то откидывался на спинку кресла и устремлял взгляд почти безумных глаз на гостя. И голосом, изменившимся до неузнаваемости, хриплым, нетвердым, заговорил:
— О вас знает верх — самый верх, но вы мне скажите: разве это вам нужно?..
Строй речи его тоже изменился, стал каким-то местечковым, первородным. Было видно, что генерал сильно волновался. Волновался так, словно увидел кучу золота и боялся, как бы ее не схватил кто другой.
Он продолжал:
— Вы человек редкий, такого нет на свете. Есть в Малайзии, он сделал так, что банк в Америке полетел в трубу; мне бы так уметь! Ну, ладно. В Малайзии есть, а в Англии нет, и в Америке нет,— и даже в Японии. Да?.. Хорошенькое дело! Взять и тряхнуть банк. Там куча денег, а он — хлоп! И сделал их нищими. Десять тысяч сотрудников оказались безработными.
Он распалялся, а Грех смотрел на окно в кухне, видел профиль сидящей женщины, хорошенькую головку... «Такие бывают в музеях, картинных галереях...» И еще подумал: «Это Катя, таинственный майор милиции, которого он совсем не боится, а даже наоборот: готов ввериться ей и идти за ней куда угодно». Он вспоминал хорошеньких женщин в Америке. Там тоже, когда прознали о его способностях манипулировать компьютерными операциями, пустили в ход юных красавиц; эти кошечки пытались прикрутить его покрепче к ЦРУ. Одной из них он доверился, и не ошибся: она оказалась больше российской разведчицей и помогла ему в переписке с друзьями из России. «Странная у меня способность! — думал он сейчас.— Я чувствую человека и, как уже не однажды доказано, не ошибаюсь». Катерину он тоже почувствовал. Всем сердцем, всей душой. И все больше укреплялся в желании быть к ней поближе, и, если фортуна повернется к нему лицом...
Генерал наседал:
— Вам что лучше: иметь одного начальника или многих?
— Я не желаю иметь над собой начальников.
— Во! Так и думал. А если бы я был хакер, я бы тоже так решил. Зачем начальники, если можно иметь друзей. Мы делали операцию над вами, с нами и дело имейте. А?.. Я, Трофимов, и еще два-три человека. Всего пятеро. Нам поручили операцию по вашей эскалации...
— Что такое — эскалация?
— Ну это просто. Это наше слово. Вы были в Америке, и был у вас другой паспорт, и фамилия другая, но Миша Кахарский и Сеня Фихштейн сделали так, что вы уже у меня на даче. В переводе на наш язык: эскалация! Не харкер, конечно, но тоже кое-что. Операция стоила денег, но я надеюсь...
— Да, конечно, затраты я постараюсь возместить. Но прошу учесть: мои возможности преувеличены. Я не загребаю сотни миллионов и, тем более, миллиарды. Я выслеживаю момент, когда банки производят крупную финансовую операцию, запускаю свои щупальцы и отщипываю самую малость: миллион, или два, или пять-шесть миллионов долларов. Это моя тактика, и даже стратегия. Исхожу из принципа: малая сумма — малый шум, большая сумма — большой шум. Чаще всего банкиры стараются и вовсе не заметить моей шалости. Боятся огласки. Ведь если финансовый мир узнает, что из банка улетучиваются миллионы, кто же будет с ним иметь дело? Но и малая сумма мне дается нелегко. Порой я неделями выслеживаю добычу, как охотник на волка, сижу в засаде и лишь потом щелкаю своим компьютером. И компьютер-то у меня необычный, не тот, который стоит в вашем кабинете. Я работаю в лабораторных условиях, где установлена сложная система механизмов. Такая система есть на Московском радиоэлектронном заводе, где я буду работать. Вот это все вы должны знать и не питать особых иллюзий. Может, и вообще статься, что дела мои не заладятся и я буду вынужден продолжать свои теоретические изыскания.
— Тем более, тем более... Вам не нужно много начальников. Один, два — и хватит. Пусть буду я, ну, еще Трофимов, и три- четыре человека, которые должны нас поддерживать. Без них мы слабы, нас сожрут волки, которые там, в министерствах, в
Кремле. А вас запрут на пустынной даче в подмосковном лесу, оборудуют там лабораторию и заставят работать.
— Я уже сказал! — возвысил голос Грех.— Начальники мне не нужны.
— Хорошо, хорошо! — поднялся из-за стола Старрок.— Вы не любите этого слова — начальник, я тоже его не люблю. Но вы скажите: можно так жить, чтоб уж не иметь себе ни одного начальника?.. Я вам скажу, и вы мне поверьте: можно жить без хлеба, можно жить без теплой одежды, но без начальника?.. Я реалист. Я уже много в жизни жил. И еще недавно получал сто сорок рублей в месяц. Обходился без всего, но начальник у меня всегда был.
— Итак, мое условие,— поднялся Грех.— Вас лично я принимаю за начальника, а вы уж там смотрите, кто вам нужен, а кто не нужен. Но так, чтобы я вас не видел, и вы меня не видели. И никакой охраны! Ко мне можете присылать только майора Катю. И звоните мне в любое время. Я вам тоже буду звонить — каждый день! Дадите мне свои счета в российских и зарубежных банках и счета нужных вам людей — я для них постараюсь. Но, повторяю, сказки о миллионах выбросьте из головы. Это бредни Кахарского и Фихштейна. Я могу кое-что прибавить к вашей зарплате, но — миллионы!.. Этого в голову не забирайте.
Генерал Старрок напрягал свое внимание, кивал головой,— было видно, что он, действительно, все понимал, но в то же время глаза его слипались и он едва держал свою тяжелую кудлатую голову над столом. Грех тоже хотел спать. Пошел в туалетную комнату, а когда вернулся, Старрок, хлебнувший большую дозу снотворного, мертвецки спал. Грех походил по кабинету, потрогал окно, без труда растворил обе рамы: аромат сада, леса и теплой июньской ночи живительно пахнул на него. Снаружи рядом с окном белела водосточная труба. Потрогал ее — крепкая. И тут же пришло решение: бежать!