— И никакой он не грузин, наш полковник Автандил. Самый обыкновенный чечен. Он все время меня чеченами пугает. Говорит, что их в Москве скоро миллион будет и они из Кремля выметут всякую нечисть. Магазин, что под самый Кремль подкопан, они уже захватили, и банки какие-то важные им мэр столицы отдал, теперь за Кремлем очередь. Вот он, Автандил, тогда нам и покажет.
Катя говорила тихо, как о самом обыкновенном, а Старрок таращил на нее глаза, и в них кроме недоумения отражался еще и животный страх. Генерал давно подозревал, что Автандил метит на его место, но чтобы его претензии были так серьезны, он только сейчас понял. Понял он также и то, что Автандил все знает о хакере и примет меры для подчинения его своим интересам. А вот как этому противодействовать, генерал еще не знал.
— Так с кем же ты будешь работать? — спросил он прямо.
— Я же вам сказала! — проговорила раздраженно.— У меня кроме вас не будет начальников.
— Мне такой ответ нравится. К полковнику вы можете не заходить, а если зайдете, то лишь для того, чтобы ему сказать: больше вы в отряде «Эдельвейс» не работаете. Вы получили сверхсекретное задание и будете подчиняться... другим начальникам. И больше ничего не говорите.
Генерал вздохнул облегченно, а Катерина в душе радовалась: она окончательно закрепила за собой генерала и возвела непреодолимый барьер между ним и полковником Автандилом, которого она уже с трудом переносила.
Машина въезжала во двор милиции.
Автандил сидел за своим столом и равнодушно встретил появление Екатерины. Не сразу поднялся он и стал в своей «сталинской» манере ходить по кабинету. Не спеша набивал трубку и затем долго ее раскуривал. Повязку с головы снял, но было видно, что ушиб его беспокоил. Заговорил он мирно и ласково, как с родным человеком:
— Они думают, я ничего не знаю, но мои люди везде, и в милиции, и в Кремле тоже.
Катя сидела в кресле возле стола. Автандил продолжал:
— Тебя укроют секретом, будут от меня прятать, но ты умница и хорошо знаешь, кто твой друг, а кто враг. Полковник Автандил был тебе отцом и останется им все время, пока мы будем жить. Люди гор умеют ненавидеть врага, но они же и умеют ценить друзей.
Полковник на этом слове приостановился и поднял над головой дымящуюся трубку: так будто бы делал Сталин, когда он беседовал с маршалами или министрами. И Катя знала: это был тот самый знак, который говорил, что Автандил вошел в роль и сейчас последует поток его красноречия. И чем дольше он будет говорить, тем его речь и жесты, и сама манера ступать мягкими подошвами тупоносых туфель по ковру будут больше напоминать великого вождя народов.
Он говорил:
— Вас закроют, прихлопнут железной плитой и спрячут от Автандила, но у вас есть маленький телефон. Вы знаете мой номер и всегда найдете время позвонить тому, кто вас любит и бережет от врагов. Вот мой банковский счет: сейчас на нем мало денег, но надеюсь, будет больше. И тогда я возьму вас на белый корабль и мы поплывем вокруг света.
Он подал Катерине визитную карточку, на которой значился его счет.
— Деньги — это наша жизнь и безопасность. Вас, как святой дух гор, будет хранить Автандил и все его друзья.
Катя вдруг поднялась, приняла стойку смирно и по-военному проговорила:
— Товарищ полковник! Я благодарю вас за совместную работу и за отеческое ко мне отношение. Русские люди тоже умеют ценить друзей. И если у меня случится хоть малейшая возможность, я пополню ваши запасы и позвоню вам. У вас тоже есть номер моего телефона, и я буду всегда рада слышать ваш голос.
Полковник взял обе ее руки, долго целовал их, а Екатерина поцеловала его в щеку. Она в эту минуту была искренней. Полковник действительно хорошо к ней относился, помог ей купить квартиру и всячески ее оберегал. В плане человеческом он был лучше Старрока, и сейчас она от души его благодарила.
Расстались они друзьями.
Был поздний вечер, когда Екатерина подъезжала к своему дому. Тут ее с нетерпением ждала мама.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Прежде чем приступить к работе, Олег поднялся к Трофимычу и повел с ним откровенный разговор.
— Мы купили квартиру в Сергиевом Посаде, и сейчас я думаю, где нам устроить основную базу: здесь, у вас на даче, или на квартире? Я боюсь, как бы мы не нарушили вашу привычную тихую жизнь, которая так нужна для творчества.
Трофимыч ответил просто:
— А мы давайте попробуем. Если вы окажетесь слишком шумными, я вам скажу: «Ребята, работайте на своей квартире, а ко мне приезжайте на отдых».
Вышел из-за стола, прошелся по ковру:
— Но вообще-то мне надоела могильная тишина, которая воцарилась на моей даче после смерти жены. Дочь живет в Москве и редко меня навещает, а я все один да один. И только Артур скрашивает мое одиночество. И еще вам скажу: шум мне не мешает. Я даже люблю, когда во время моей работы звучит музыка. Разумеется, хорошая: Чайковский, Глинка, Бетховен. Так что — живите и работайте. Вы ведь не будете стучать молотками и клепать железные листы.
Они помолчали. Олег не уходил, он чувствовал, что хозяин еще что-то хочет спросить. И Трофимыч спросил:
— Если не секрет: почему это вы раньше носили другое имя?
— А-а... Это объясняется просто. Я в Америке работал на военной базе, и меня не отпускали. При помощи двух приятелей я достал паспорт на другое имя и тайком улетел оттуда. Тут некоторое время я тоже хотел пожить под чужим именем, но не удалось. Понадобились деньги, и я послал за ними в банк адвоката. Пришлось раскрыть свою родную фамилию.
— Все понятно. Ну, пожалуйста, живите и трудитесь на здоровье.
В тот же день Олег развернул кипучую деятельность. Начал с того, что позвал Катерину и показал ей мини-телефон: плоский квадратик, с одной стороны — женские часы, с другой — нечто похожее на украшение. Хотел бы разыграть Катю, но он берег время. Рассказал, что это такое и как им пользоваться. Когда Катя узнала, что этот аппарат может еще и подслушивать телефонные разговоры и записывать их на пленку, она спросила:
— Американские шпионы имеют такую машинку?
— Нет, не имеют. Ее и никто в мире не имеет. Это мое изобретение, и оно еще не запатентовано.
— Его и не надо патентовать,— сказала решительно Катя.
— Почему?
— У нас разлажена служба безопасности. На ключевых постах сидят люди, которых прежде называли агентами влияния. Уж не хотите ли вы им вручить свой аппаратик? Мне еще в школе говорили: ты националистка. Поначалу меня такой ярлык обескураживал, но потом я в каком-то журнале прочла цитату из американской энциклопедии; там националистами называют людей, любящих свою нацию. И с тех пор я открыто стала называть себя националисткой. Я даже Старроку и Автандилу говорю прямо: я — националистка! Мне Старрок однажды сказал: «Это нехорошо — быть националисткой». А я ему в ответ: «А вы, евреи, разве не националисты?.. У нас в думу поналезли евреи,— их там, пожалуй, семьдесят процентов будет, а у вас в кнессете сидит хоть один русский?..»
— Так вы и сказали?.. Ну, а он?
— Он рассмеялся. И, покачивая головой, проговорил: «С тобой, девка, не соскучишься. Знал бы наш министр, какие кадры у меня в отделении». Сейчас настало время, когда русские люди должны навести порядок у себя в доме. Стоит вам обнародовать свое изобретение, оно тотчас же окажется за границей. И первым его запродаст начальник нашей милиции генерал Старрок.
Она держала на ладони хромированный, поблескивавший черными глазками-цифрами аппарат, покачивала его, говорила:
— А вы сами-то понимаете, что за зверь такой, ваш аппаратик?..
Да, он понимал значение своего открытия. И потому не торопился вверять его людям. Втайне от американских генералов он совершенствовал искусство «потрошить» банки, производить операции как с малыми, так и большими суммами денег. Там, в Америке, используя многопрофильные и сложносистемные компьютерные установки, он разработал и довел до виртуозности механику извлечения любых денежных сумм и помещения их на любые счета и в любых банках. Подобные операции делали и другие хакеры, например корейский и филиппинский, но они не могли заметать свои следы. Банковские компьютерные системы тотчас же их «хватали» за руки и затевали скандал. Несколько лет назад у нас в России появился «хакер-невидимка», оставлявший свою подпись «Вася с Кергелена». Никакого Васи на далеком антарктическом островке, конечно, не было, и этот хакер сильно напугал всех банкиров мира. Он поначалу научился прятать свое местонахождение, но лондонский банк и его стал нащупывать,— тогда «Вася» неожиданно скрылся и будто бы спрятался под охраной иракского короля. Военные на американской базе говорили, что «русский Вася» будто бы даже может на больших расстояниях наносить удары по психике и здоровью человека лучами лептонной пушки, но это уж казалось даже ему, Олегу, невероятным. Однако с тех пор и он стал подумывать о лептонной пушке. Аппетиты его изобретательства были неуемны. Он еще там, в Америке, узнал фамилию изобретателя лептонной пушки,— это был москвич профессор Мешалкин, однофамилец знаменитого сибирского хирурга. Теперь он знал телефон этого профессора и хотел бы с ним встретиться, но для начала будет подслушивать его разговоры, изучать пути подхода к лептонной пушке. Каратаев понимал неблаговидность такого намерения, но ради своих творческих интересов он считал все меры благовидными. Он, как дьявол, витал над миром и искал пути познания; он порой и ощущал себя не человеком, а существом, способным творить море зла и столько же добра. В делах изобретательских он не хотел знать, где начинается зло и добро, он был выше людских сомнений.