— Прощайте! Прощайте, господа милостивые! — поклонился Баранелло, быстро удаляясь.
— Это самая высокая цена, которую когда-либо заплатили за обыкновенные туфли.
— Какой ты добрый, Пыпец, — поцеловала его Виолинка. — У меня еще никогда не было таких хорошеньких туфелек.
— Ничего не поделаешь, — кряхтя говорит петух и скромно потирает крылья. — Впрочем, я сделал бы то же самое для каждой босой девочки.
Пыпец уселся на камень и стал набивать трубку табачными крошками, которые он выклёвывал из кармана.
Счастливые друзья сидели и отдыхали. Мышибрат, достав дратву, пришивал отстающую подмётку; Виолинка побежала к ручью. Укрывшись в зарослях, она сбросила платьице и начала плескаться в воде. Девочка долго мылась, а потом стала стирать своё выцветшее платье. Вода около мостика текла тихо, и множество незабудок отражалось в ней сапфировыми пятнышками. Даже не заметив этого, Виолинка зачерпнула их отражение, и вся ткань окрасилась в яркоголубой цвет. Девочка развесила платье на ветвях кустарника, а сама по пояс села в воду и принялась расчёсывать спутанные волосы зелёных водорослей, густо разросшихся у подводных камней. Каждую минуту раздавался весёлый смех Виолинки: стайки маленьких серебряных рыбок щекотали ей пятки.
Багровое зарево заката сверкало из-за деревьев; птицы возвращались в гнёзда. Было тепло, как летом. Королевна набросила платьице, всунула босые ноги в соломенные туфли и, охваченная внезапной нежностью, помчалась через луг к своим задремавшим друзьям. Она увидела изнурённые мордочки зверей, их озабоченные глаза. Как бы ей хотелось отблагодарить их, доказать им свою любовь и привязанность!
— Смотрите, — вскочил изумлённый Мышибрат: — королевна, — прошептал он, — настоящая королевна!
И действительно, ручей смыл с Виолинки дорожную пыль и чары цыгана, посветлевшие волосы спадали на плечи золотистыми кудрями. Платьице было голубым, как небо, а соломенные туфли стали золотыми туфлями, — на них поблёскивали капли росы, как настоящие бриллиантовые пряжки.
— Какой ты стала красивой! — шепнула Хитраска.
— И какой у тебя величественный вид! — склонился перед ней петух.
Девочка нежно обнимала зверей, целовала и в клюв и в мордочку, гладила и изо всех сил прижимала к себе.
Лишь теперь взволнованные друзья почувствовали, что она по-настоящему их любит.
— Для вас я совсем не королевна, я просто ваш друг, с которым вместе вы прошли этот тяжёлый путь! — воскликнула девочка.
Слишком поздно
Багровое солнце опускалось ниже, в долине клубился туман.
— Нам пора в путь, — сказал Пыпец.
Взявшись за руки, друзья зашагали по дороге.
— В моей жизни не было такого счастливого дня, — вздохнул петух. — Теперь я за вас спокоен…
— И я тоже, мои деточки, — рявкнул, вылезая из леса, цыган Нагнёток. — Ну, добрый вечер! Что ж это, паралич вас хватил, что ли?
Звери стояли окаменев. Огромная фигура цыгана с развевающимися космами и взлохмаченной бородой, обрызганная кровавым солнцем, надвигаясь из сумерок, неумолимо приближалась к друзьям. Полчаса тому назад он встретил на дороге Баранелло. Нагнёток сразу заметил в копытах шарманщика ненавистный рожок. И, перекупив его, он рысью побежал через лес, уверенный, что скоро настигнет беглецов.
— Отдавайте мне малютку и улепётывайте отсюда! — гаркнул Нагнёток на зверей.
— Бежим! — крикнула Хитраска.
Словно проснувшись, друзья повернули назад и помчались по крутой тропинке в сторону монастыря. Вслед за ними сопя ринулся цыган. Но, прежде чем звери добежали до первого поворота, петух понял, что им не спастись. Необходимо было встретить врага лицом к лицу.
— Возьми это, — крикнул Пыпец Хитраске, подавая ей свой узелок, потом он шепнул: — мчитесь к калитке… Я вас догоню!
— Я останусь с тобой, — дышал ему в ухо Мышибрат.
— Нет, ты должен быть с ними до конца.
— Капрал, — умолял кот, — позволь и мне…
— Нет! Теперь моя очередь!
Петух собрал все силы и крикнул: «Стой!» — загородив дорогу цыгану.
— Прочь! — заревел Нагнёток, но, видя решимость капрала, убавил шагу. Оба стояли на склоне холма у поворота тропинки. Сверху слышны были крики убегающих, камешки, постукивая, скатывались вниз.
Петух выпрямился, нахохлился и прицелился в темноту своим затупленным клювом; он опустил крылья и принял гордую воинственную позу. Увидев это, Нагнёток вытянул вперёд обе руки и, скрежеща зубами, стал медленно приближаться.
Они стояли так на расстоянии одного шага друг против друга, словно бронзовые изваяния, в неверном свете восходящего месяца.