Блять.
Я захожу внутрь и закрываю за собой дверь. Я даже не успеваю пройти и половины пути до кровати, как Лара пытается выбраться из-под одеяла.
— Простите, — начинает она умолять, как будто я приставляю пистолет к ее голове, затем падает на ковер, задыхаясь от сдавленного кашля, который звучит чертовски болезненно.
Я бросаюсь вперед и просовываю руки под нее. Поднимая ее, я кладу ее обратно на кровать.
— Ты чертовски больна, — констатирую я очевидное, и это звучит так, словно я собираюсь обрушить на нее адский огонь.
— Я могу работать, — слабо протестует она. — Я все еще могу работать.
Бьющийся орган в моей груди, который угрожал размякнуть от сострадания и вины, сдается и болит за эту женщину. Даже в лихорадке и явно больная, она, вероятно, уберет весь гребаный дом, если я дам ей хоть пол шанса.
‘Неправильно, когда человек живет в таком страхе’, — я вспоминаю слова Низы.
— Я могу работать, — бормочет она в полубреду.
Я натягиваю одеяло на ее дрожащее тело и, присев на край кровати, кладу руку ей на лоб.
Она вся горит.
— Я могу... — Дыхание застревает у нее в горле, затем ее одолевает еще один болезненный приступ кашля, который сотрясает все ее тело.
Я быстро поднимаю ее, пока она не начинает биться в конвульсиях у меня на груди, и похлопываю ее по спине, надеясь, что это поможет ослабить стеснение в ее легких.
Когда приступ кашля проходит, Лара прислоняется ко мне, хрипя и делая глубокие вдохи.
Я испытываю искушение разбудить Низу, чтобы она могла присмотреть за Ларой, но передумываю. Если Ларе не станет лучше до утра, Низе нужно будет позаботиться о ней.
Я помогаю Ларе лечь обратно, говоря:
— Я собираюсь принести еще лекарств. Не смей вставать с этой кровати, пока меня не будет.
— Простите, — всхлипывает она, ее лицо искажается, как будто она вот-вот заплачет, но слезы не падают.
Взяв поднос, которым я пользовался ранее, я спешу вон из комнаты. Я беру с кухни миску с кипятком, добавляя в него пару капель эвкалиптового масла. Низа заставляет нас вдыхать ее всякий раз, когда мы болеем, и это всегда помогает.
Я также беру лекарство от простуды и бутылку воды из холодильника, не желая, чтобы у Лары было обезвоживание из-за температуры.
Когда я возвращаюсь в комнату, женщина выглядит чертовски больной, и я задаюсь вопросом, не лучше ли отвезти ее в отделение неотложной помощи.
Возможно, это просто грипп. Не реагируй, блять, слишком остро.
Я придвигаю стол ближе к кровати и все расставляю. Дотягиваясь до плеч Лары, я помогаю ей сесть и притягиваю ее ближе.
— Наклони лицо над миской и сделай пару глубоких вдохов.
В тот момент, когда она делает, как ей сказано, она снова начинает кашлять. Я морщусь от того, как больно это звучит, и начинаю растирать рукой ее спину. С каждым кашлем Лара прижимается ко мне все ближе, пока я не превращаюсь в единственное, что удерживает ее в вертикальном положении. Я обнимаю ее и тянусь за бутылкой воды.
— Сделай пару глотков.
Она пытается кивнуть, пряди волос прилипли к ее липкой коже. Когда она делает пару глотков, я ставлю бутылку и наливаю сироп от кашля на столовую ложку. Лара принимает лекарство, и к ее телу возвращается немного сил.
Как только я помог ей снова лечь, я иду в ванную и смачиваю салфетку для лица под струей холодной воды. В тот момент, когда я снова вхожу в спальню, ее глаза останавливаются на мне.
Я сажусь на край кровати и осторожно протираю прохладной тканью ее разгоряченное лицо.
— С каких это пор у тебя такое состояние?
Она прочищает горло, прежде чем прошептать:
— С сегодняшнего утра. — Она переводит дыхание, затем быстро добавляет. — Простите.
— Прекрати извиняться, — бормочу я. — Ты ничего не можешь поделать с тем, что заболела.
Это, вероятно, из-за стресса, которому я тебя подверг.
Я беру электронный термометр, чтобы проверить ее температуру. Прибор показывает сто три градуса13.
— Блять, — бормочу я. Я беру две таблетки Тайленола и помогаю Ларе снова сесть, чтобы она могла их принять. — Возможно, мне следует отвезти тебя в больницу.
Она начинает качать головой, на ее лице появляется паника.
— Я в порядке. Я все еще могу работать. Я обещаю.
Какого черта?
— Прекрати говорить, что ты можешь работать. Ты больна.
На ее лице появляется умоляющее выражение, сильная паника делает ее еще более лихорадочной. Это заставляет меня потянуться за термометром, просто чтобы убедиться, что ее температура не поднялась еще больше.
— Пожалуйста, — умоляет она, ее глаза блестят от непролитых слез, — мне станет лучше.