- Ты сейчас заберёшь ствол, отпустишь меня, и мы поговорим по душам.
- А с чего ты решил, что у тебя есть выбор?
- Выбор есть всегда.
Я вышел в темноту. Вдохнул влажный воздух, набирая его полную грудь. Я не мог надышаться, не мог остановить головокружение. Я устал, я безумно от всего этого устал.
Валентин оказался намного более хитрее и расчетливее, чем я предполагал. Мы словно два игрока на одном бескрайнем поле, я просчитывал атаку на два- три хода вперед. Он просчитывал партию. Я злился, я бесился, но теперь это было бесполезно. Даневич говорил и говорил. Слова падали в воздух, врезаясь в барабанные перепонки гулкими ударами.
- Это должно закончиться, Седой. Ты и сам понимаешь…
После его монолога, Семен меня не удерживал. Наверное, знал - это бесполезно. Только оружие отобрал. Но оно и не понадобилось. Мы сцепились, словно звери, катались по полу опрокидывая мебель, разрушая все на своем пути. В пылу борьбы я слышал звон разбивающегося стекла, когда мы врезались в кофейный столик, опрокидывая на хрен вместе со всем содержимым. Чувствовал, как стекло впивается в кожу, как чужие удары таранят живот, ощущал металлический вкус на губах. Это был поединок двоих обезумевших, доведенных до крайности зверей. Но, к моему сожалению, Даневич быстро начал проигрывать. А я продолжал раз за разом наносить удары по его слабеющему телу. Я бы и не остановился. Не сразу понял, что Семен орёт, трясёт за плечи…
…. Ты его убьешь. Седой, очнись.
Я, наверное, даже не удивился, когда, перестав трясти словно грушу, Семен толкнул меня на диван. Напарник наклонился к лежащему телу, проверяя пульс.
-Он жив, хоть ты и избил его до полусмерти. Сломана носовая перегородка, челюсть, убежден ты успел выбить ему пару зубов.
- Сергей…
- Да, - сипло отозвался.
- Уверен, он уже никогда не станет таким красавчиком как раньше.
Я понял, что хохочу. Мне было охуенно смешно. БЛЯДЬ, мне было СМЕШНО. Меня распирало от хохота, от осознания, какой я жалкий сейчас. Распирало от осознания каким я был жалким все это время. Всё это безумие… Моя жизнь, спасенная любовью хрупкой девушки. Самопожертвование девочки, которая ничего не видела хорошего от меня, и от этого куска дерьма, который сейчас валялся в луже собственной крови.
Она отдала два года своей жизни, а что сделал я. ЧТО? СДЕЛАЛ? Я?
Да будь я на месте Семена, нахуй ушел от такого главаря. Человек должен руководствоваться самим собой, разумом, а здесь…Здесь…Я был черной дырой, потоком чистой ярости, лавиной злости. Безумие, чистейшей воды. Я ткнулся мордой в окровавленные ладони, оценивая собственное состояние. Мелкая дрожь мышц, свидетельствовала что наступает отходняк. Я чувствовал себя пьяным, будучи абсолютно трезвым. Сидел беспомощен, дезориентирован случившемся.
Я почти погиб той зимой.
Я почти пропал из-за тебя.
Ты заплатила болью за боль.
Но цена оказалась слишком высокой для нас обоих.
Я почти погиб...
Отказали тормоза и я несусь по окрестному склону.
С широко открытыми глазами, мои руки связаны за спиною.
Колени в осколках, вместо икон - рамы выбитых взрывной волной окон.
Моя реальность РАЗБИВАЛАСЬ, рушилась. Я отторгал сам себя, не желая принимать действительности.
Он рассказал мне все. Про видео с подвала, про бумаги, звонок отцу. Пока я таил злобу, ревность, она спасала мою задницу. Валик не забыл рассказать о продемонстрированном репортаже. Как Тома увидела меня, в сопровождении крутой фотомодели, имени которой, я даже сейчас не могу вспомнить. Я так мечтал, что бы она узнала, чего я добился. И вот, мечта стала реальностью, еще задолго до того, как я планировал.
- Да, Сергей. Она не простит тебя. Девочка ненавидит нас обоих одинаково.
Валентин говорил четко, тихо. Но каждое слово било точно в цель, достигало самых забытых уголков сердца. Я повесил на них железные замки, дал себе слово забыть. А теперь оказалось, был жестоко обманут. Кромсая собственное сердце, каждый день убивал в себе любовь, единственное светлое чувство, которое стоило хранить и беречь.
Я достал смятую пачку. Дрожащими пальцами выудил сигарету и поджег. Первая затяжка сожгла ее на треть.
Однажды я не сумел поверить. Не сумел дать любимому человеку шанс на оправдание, на пару минут разговора. Из-за гордости не понимая, что это не шутка. Нельзя игнорировать такое чувство. Это не игра, нельзя играть с любовью, нельзя в нее играть.
Понимал, что вот теперь меня накрывает так, что не хочется жить. Захотелось выть и жрать землю, потому что я не сумел понять, не сумел ее защитить. Свою любовь защитить. Я ее ОТДАЛ. Добровольно. Моя любовь оказалась матерным словом, написанным на заборе, а ее любовь чистым даром, вырезанной кровью души.