— Скажи мне что-нибудь, чего никто не знает, — шепчу я.
Он ухмыляется. — И зачем мне это делать?
— Потому что я тебе нравлюсь.
Он ухмыляется. — Я делаю это, не так ли?
Я киваю, прикусывая губу.
— Ага. Безнадежно запутался во мне. Извини-. Я вздыхаю. — Я, наверное, просто разобью тебе сердце. Справедливое предупреждение.
— Ах да, список мужчин из таблоидов.
— О, сотни, — я закатываю глаза. Но Лев с любопытством хмурится.
— Что там за история?
— Образ, — бормочу я категорично, пожимая плечами. — Это началось в старшей школе, и оказалось, что жизнь не сильно отличается.
— Ты хочешь сказать, что делаешь это ради влияния.
Я киваю.
— В основном. Я с самого начала знала, что всегда буду в центре внимания со своей семьей, деньгами и своей внешностью-. Я хмурюсь. — Я решила, что буду в этом свете на своих собственных условиях и на вершине.
— Эти люди…
— Это реквизит. — Я вздыхаю. — И большинству я тоже нужна как опора.
— Борода для веселых масс.
Я хихикаю. — Что-то в этом роде.
— Сегодня вечером, там, где я нашел тебя…
Я вижу ревность, переполняющую его глаза. Я улыбаюсь, наклоняюсь ближе и нежно целую его. — Друг. И Гей друг.
— Один из твоих бойфрендов из бульварной прессы.
Я хихикаю.
— Да-. Внезапно мое сердце подпрыгивает. — Святое дерьмо, я не написала ему, что ушла! — Я поворачиваюсь к Льву. — Мой телефон…
— Мои штаны, — кивает он. Я карабкаюсь по кровати и наклоняюсь, чтобы схватить его за брюки. Я выхватываю телефон, ожидая миллиона звонков и сообщений от Кевина. Когда их нет, я подавляю смешок. Я предполагаю, что Кевин на самом деле вообще не просыпался, когда Лев забирал меня, и все еще спит.
Эй! — Я пишу смс. — Просто даю тебе знать, что я соскочила. Большое тебе спасибо за гостеприимство и внимание. Я действительно ценю это и все, что ты для меня сделал. Скоро выпьем! <3
Удовлетворенный тем, что у моего друга не будет сердечного приступа из-за того, что я пропала, я бросаю телефон обратно на землю. Я чувствую, как большая рука скользит по моей заднице, и я ухмыляюсь. Лев шлепает меня по заднице, и я хихикаю, разворачиваясь и прыгая на него сверху. Он хихикает, его руки скользят по моей талии. Он тянет меня вниз и крепко целует.
— О, вообще-то, — я пожимаю плечами и отстраняюсь. — Вот, пожалуйста.
Он хмурится.
— Что?
— История с фальшивыми парнями и связями-это то, чего никто обо мне не знает. Ну, почти никто. Я имею в виду они знаю, но больше никто. Даже Фиона.
Он выгибает бровь.
— Интересно.
— Теперь ты тоже.
Он ухмыляется.
— Мне повезло.
— Но это значит, что теперь твоя очередь. Что-то, чего никто или почти никто не знает.
Лев ухмыляется.
— Что ты ищешь?
— Я не знаю! Я имею в виду… — Я пожимаю плечами. — Твое тайное хобби? Что ты отчаянно хотел стать фигуристом, когда вырастешь? Что-то о твоих родителях?
Его лицо темнеет, когда я говорю последнее.
— Извини, — быстро говорю я. — Не бери в голову.
— Нет… — Лев хмурится. — Я могу тебе сказать.
— Тебе действительно не нужно…
— Lastachka, — рычит он. Он смотрит мне в глаза. — Я хочу.
Я киваю и соскальзываю с него, прижимаясь к нему на кровати.
— Свою мать я не знал. Мой отец сказал, что она была шлюхой и ведьмой, что, вероятно, означает, что она была святой.
Я улыбаюсь.
— Твой отец все еще жив?
Взгляд Льва становится жестким. Он кивает.
— Да-, - хрипло говорит он. Я наклоняюсь к нему и целую его в грудь.
— Давай поговорим о чем — нибудь другом…
— Это от него.
Он вытягивает руку перед нами, поворачивая ее так, чтобы тусклый свет улавливал тени рубцовой ткани. Я задыхаюсь от ужаса, когда понимаю, на что смотрю. Моя рука взлетает ко рту, когда мое сердце разрывается.
— Лев…
— Он был — является — чудовищем. Я был на улице в одиннадцать, потому что покончил с ним.
— Ты был на улице в одиннадцать?
Он спокойно кивает.
— Санкт-Петербург. Вообще-то, там я и познакомился с Виктором.
— Мне так жаль, — я тихо задыхаюсь. — Я собиралась сказать, что мой отец-придурок, но…”
— Ну, мой отец никогда не заставлял меня ни на ком жениться, — ухмыляется Лев.
— Что ж, приятно это слышать, — хихикаю я.
Он притягивает меня ближе к себе, наклоняется, чтобы поцеловать в макушку.
— Мое прошлое… мое детство… — Он делает глубокий вдох. — Все это-тьма, которую я держу при себе. Это не значит, что я не могу поделиться или не могу отпустить, или что-то из того дерьма, что сказал бы психиатр, — рычит он. — Дело в том, что я не хочу никому причинять этот ужас. — Он поворачивается ко мне. — Особенно не такому хорошему, как ты.